Ему все время давали почувствовать, как все его любят. И особого труда для обслуживающего персонала это не составляло, потому что Конрад Ланг на самом деле был всем мил и приятен.
В предпоследнее воскресенье перед Рождеством Конрад долго стоял у двери в пальто и меховой шапке, пока наконец не появилась Симона.
— Господин Ланг уже целый час как хочет выйти из дома. Он боится опоздать и пропустить снегопад, — объяснила сестра Ирма.
Едва они вышли в парк, Конрад,, обычно начинавший прогулку в размеренном темпе, сказал: «Идем!» — и быстро пошел вперед. Симона с трудом поспевала за ним. Когда они были уже у заветной цели — сарайчика садовника, то оба здорово запыхались.
Он прислонился к стене деревянного сарайчика и ждал.
— Чего мы ждем, Конрад? — спросила Симона. Он посмотрел на нее так, словно только что заметил.
— Разве ты не чувствуешь, как пахнет? — И снова посмотрел в облачное небо, уходившее за горы далеко за озером.
Вдруг стали падать большие и густые снежные хлопья, плавно опускаясь на края бочки с дождевой водой, на крышку, прикрывавшую компостную кучу, на дорожку, выложенную плитами, на еловые ветки, которыми были укрыты на зиму розы, и на черные ветви сливовых деревьев.
— С неба падают снежные fazonetli. — сказал Конрад.
— Fazonetli? — не поняла Симона.
— Маленькие платочки. Уменьшительное от fazzoletti.
Маленькие белые носовые платочки падали с серого неба, охлаждая траву, голые сучья, каменные плиты, и другие, что ложились поверх них, больше уже не таяли. Вскоре все кругом затянуло светло-серым покровом, становившимся все толще и белее с каждой минутой.
— С неба падают снежные fazonetli, — пропел он и подбросил вверх свою меховую шапку.
— С неба падают fazonetli, — подхватила Симона.
И они начали кружиться в хороводе снежинок, пока не обессилели от смеха, слез и счастья.
Конрад и Симона возвратились в гостевой домик с мокрыми волосами и в запорошенных снегом пальто. Сестра Ирма тут же увела Конрада, а Симона прошла в гостиную, зажгла две свечи на рождественском венке, поставила фортепьянный концерт Шумана, села на тахту и стала ждать.
Конрад вошел с сестрой Ирмой. На нем была другая одежда, волосы высушены феном, а на щеках горел румянец, как у ребенка. Он сел в свое кресло, съел немного рождественской коврижки, закрыл глаза и стал блаженно слушать музыку.
Вскоре после этого он уснул.
Симона задула свечи и тихо вышла из комнаты.
У входа в домик стояла стройная высокая рыжеволосая женщина лет сорока пяти в белом сестринском переднике.
— Меня зовут Софи Бергер, я из резерва. Сестра Ранья сегодня выходная, а господин Шнайдер попал из-за снегопада в автомобильную катастрофу.
— Он пострадал? — спросила Симона.
— Нет. Но он врезался в трамвай. А это означает долгую бумажную войну.
— Ну что ж, работы у вас будет немного. Думаю, господин Ланг сегодня быстро заснет.
Симона набрала код входной двери.
— Вы знакомы с господином Лангом?
— Да, однажды уже имела удовольствие.
Симона накинула на плечи свое мокрое пальто и пошла довольная к вилле. Черные гранитные плиты снова уже проступили сквозь выпавший снег.
Коникони открыл глаза и тут же снова закрыл их.
Через несколько мгновений он снова открыл их, но на сей раз медленно-медленно, чтобы посторонние не заметили. Сначала сквозь ресницы просочилось немного света, потом он уже мог различить контуры мебели и только после этого увидел маму Анну. На ней был белый рабочий передник, как у медицинской сестры, и она была занята тем, что накрывала на стол. Он подождал, пока она выйдет, потом услышал, как она разговаривает на кухне. |