| А он, падла, голой задницей перед нашими рожами тряс. Слепому было понятно, что фриц силу стягивает, а нас в летние лагеря, в солдатики играть. Пушки на полевые позиции, а снаряды — на складе! Танки с пустыми баками, а у тебя на складе — ревизия! Так кто виноват, Гитлер?! — негодовал Сычев. — Стоп, Серега, остынь, — пытался утихомирить его Петр. — Стыну уже полгода. Я их всех… — Да, угомонись ты! Побереги злобу на фрица! — цыкнул на него Петр. — Не переживай, ее у меня на двоих хватит. — Вот и хорошо, а сейчас иди и спи. В нашем деле психовать и икру метать себе дороже. Разведка шума не любит. — Ладно, Иваныч, давай только без морали, я не пацан, — буркнул Сычев и, что-то бормоча себе под нос, отправился спать. Петр, прихватив автомат, поднялся на наблюдательный пункт, приник к пролому в стене и, стараясь не попасть окулярами бинокля под луч солнца, сосредоточился на дороге. Движение по ней прекратилось, и теперь его занимало другое — как добраться до элеватора. Взгляд остановился на глубоком овраге: он начинался в сотне метров от склада, протянулся почти на три километра и заканчивался у водопроводной башни. Между ней и лесополосой, за которой мрачной бетонной громадой угадывался элеватор, простиралось открытое поле. В темноте там легко было заблудиться, и Петр стал искать ориентиры: ими могли служить подбитый танк, покосившийся деревянный навес — все, что осталось от полевого стана колхозников и островок из кустарника. Определившись с маршрутом, он снова переключился на дорогу — на ней по-прежнему царило затишье. Белое безмолвие и убаюкивающий посвист ветра навевали сон, и, чтобы не заснуть, Петр принялся по памяти составлять рапорт для Разанцева. За этим занятием незаметно подошла к концу смена, а вместе с ней густая морозная дымка окутала дорогу. Воспользовавшись этим, разведчики стали на лыжи, скатились в овраг и размашистым шагом двинулись вперед. Через час в вечерней мгле проступило циклопическое сооружение — элеватор. Дымка к этому времени рассеялась, и в блеклом лунном свете его стены, исклеванные осколками снарядов и пулями, походили на лицо человека, переболевшего оспой. Подобравшись ближе, они залегли и стали наблюдать. В мрачных развалинах элеватора и разоренной конторе царила кладбищенская тишина. Но Петр не стал рисковать и выслал вперед Новиченко. Прошло больше десяти минут, когда, наконец, тот дал о себе знать. — У-а-а, — печально прозвучало в воздухе. — Не Соловей-разбойник, — язвительно заметил Сычев. — Зато ты у нас Илья Муромец, — хмыкнул Петр и распорядился: — Прихвати Вовкины вещички! — Опять я, — буркнул Сычев и, взвалив на плечи два огромных рюкзака, поплелся за ним. — Иваныч, ты че? Тут черт ногу сломит! — встретил их в штыки Новиченко и предложил: — Давай в контору перебираться! — Остаемся здесь! — был непреклонен Петр. — Туточки вонизма такая! — не унимался Новиченко. — Вова, не гоношись! То фрицы огнеметами шмаляли! — перебил его Сычев. — И че, с того? — А то! Больше сюда не сунутся! — Если мы раньше не загнемся, — буркнул Новиченко. — Кончай разговорчики! — положил конец спору Петр и сбросил с плеч рюкзак. Крепчающий мороз, а также голод, терзавший желудок, заставили разведчиков пренебречь опасностью. Они разбрелись по развалинам, собрали то, что осталось после пожара, спустились в повал и развели костер. Сычев, не дожидаясь команды, развязал рюкзак, достал банку тушенки и предложил: — Иваныч, надо бы устроить пир желудку! — Давно пора, а то брюхо к хребту прилипло! — пожаловался Новиченко.                                                                     |