- Хе-хе, напугал старичка. - Из-за кромки стола показались настороженные глаза Унжакова. - Я поиграть хотел. Ведь еще там, у Оганяна, мог тебя замочить. Пошутил, а ты сразу за дубинку. Повесь кочергу!

Я повернулся, чтобы повесить мое орудие на крюк, а он трижды выстрелил. В дубовой панели перед моими глазами появились три дырочки, аккуратные, как троеточие.

- Что дальше? - Подойдя к бару, я налил полстакана водки. - Садист.

- А дальше вот что, голубь. Жить хочешь?

- Да.

- Устрою я тебе крещеньице. Чтоб не отмылся.

- Какое?

- Там узнаешь.

* * *

В два часа ночи по проселочной дороге две переполненные "Нивы" мчались к месту моего крещения. Им оказался заброшенный серный карьер. Машины остановились у самого края. Водители остались на месте, а восемь человек, включая меня, Вартана и старика, спустились на дно. При свете фонариков по жидкой известняковой грязи мы прошлепали метров двести и уперлись в массивные, обитые железом створки, перекрывающие вход в устье штольни. На них висел знак, обозначающий радиацию. Отвратительно воняло серой. Когда сняли поперечный рельс и приоткрыли устье, в нос ударило с удвоенной силой. Выработка шла наклонно вниз. Нас с Вартаном ржавые рельсы вели в преисподнюю. Метров через пятьдесят мы наткнулись на первую разбитую вагонетку, потом встретили еще пять. Дышать стало легче, видимо, тут еще действовала вентиляция. Потянуло сладковатым, тлетворным запахом.

- Вы бы хоть оттаскивали их в боковые выработки, - недовольно заметил старик, - дышать невозможно, чай, не последний раз пользуемся.

Возле небольшого кармана он остановился.

- Все, дальше не пойдем, а то стошнит. Отойдите, ребятки. Ну, Вартан-джан, пришло твое времечко. Отправим мы тебя сейчас в царство вечное, райское, на свиданьице с папашей твоим, дорогим моим товарищем, Самвелычем. Кланяйся ему от меня, пускай скоро не ждет, покуда тут ишо погуляю, девок потискаю. Ну, прощевай, сынок! Стань-ка, милок, подале, к стеночке. От так, аккурат будет. Ребятки, посветите-ка. Славно! Ну, Гончаров, дело за тобой! Здесь один патрон в стволе, - протягивая мне пистолет, предупредил Унжаков, - это и будет твое крещение. Бей наверняка, в голову, чтоб, значит, клиент твой не мучился, не страдал понапрасну.

Со связанными руками, беспомощный, Оганян стоял с опущенной головой. Из правой мокрой штанины капала моча. Убить его я не мог. Знал, что этим обрекаю себя на смерть, возможно, Ленку тоже, но все равно не мог.

В потной руке я мучил "Макарова" и думал, что это в сущности пустяк совместить прицел с седой головой Вартана и мягко нажать на спуск. Потом напиться в стельку и все забыть. Это выход, Гончаров, это просто, ты же стрелял в преступников. Нет, не могу. В стволе один патрон. Да. Значит, я могу убить только одного человека: Вартана, старика или себя. Кого? Старика!

- Стойте, не стреляйте, я все, все отдам, не убивайте только! - вдруг белугой взревел Вартан.

- Поздно, сынок, поздно, - хихикнул старик. - У меня твои бриллиантики. Товарищ твой, Константин, постарался. С люстры содрал. Так что, мил человек, без надобности ты мне.

- А-а-а, - обреченно взревел Оганян, - мать хоть пожалейте.

- Раньше надо было думать. Гикнула старушка. Щас встречать тебя будет. Давай, Константин!

- Не буду стрелять!

Бросив ему под ноги пистолет, я сел на холодный рельс.

- Это мы предвидели. А ты, Вартан-джан? Развяжите ему руки. Будешь стрелять в Гончарова?

- Буду, буду, буду!

- И это мы предвидели, поэтому тебе мы стрелять не позволим. А сделаем мы настоящие спортивные состязания. Называется эта игра "Канат", или кто кого перетянет. Кто перетянет, тот останется в живых. Приступайте, ребятишки.

С одной стороны рельсов положили меня, с другой Вартана.