Лежащая в моей рука Марии была влажной.

– Не будьте таким ужасным, – сказала Мария, но высвободила свою руку из моей и направилась к стульям.

– Сядьте с Жаном-Полем, – велел Дэтт. – Я хочу поговорить с вашим другом.

Рука Марии задрожала. Я оглянулся по сторонам и впервые за сегодняшний день увидел Жана-Поля. Он сидел один.

– Идите к Жану-Полю, – мягко повторил Дэтт.

Увидев нас, Жан-Поль улыбнулся.

– Я посижу с Жаном-Полем, – сказала мне Мария.

– Ладно, – кивнул я.

К тому времени, как она уселась, первые двое борцов уже кружили вокруг друг друга. Один, как я догадывался, был алжирцем, у другого были крашеные ярко-желтые волосы. Мужчина с соломенными волосами сделал выпад вперед. Алжирец уклонился в сторону и сильно ударил его затылком. Треск головы, встретившейся с подбородком, сопровождался резким вздохом публики. В дальнем конце комнаты раздалось нервное хихиканье. Украшенные зеркалами стены многократно отражали борцов. Лившийся сверху свет оставлял глубокие тени у них под подбородками и под ягодицами, а их ноги то выступали на свету, то окрашивались тенью, когда они вновь начали кружить, отыскивая щели в защите друг друга. В каждом углу комнаты висели телевизионные камеры, связанные кабелем с экранами монитора, находящимися немного в стороне. На экранах показывали записанное изображение.

Было ясно, что экраны монитора воспроизводят запись, потому что картинки были не очень четкими и действие отставало от реальной борьбы на несколько секунд. Благодаря этой разнице во времени между реальным событием и его воспроизведением зрители могли переводить взгляды на мониторы после каждой атаки и вновь видеть ее повторенной на экране.

– Идемте наверх, – сказал Дэтт.

– Идемте.

Послышался шум падения. Соперники повалились на маты, и нога светловолосого оказалась зажатой в замке. Лицо его искажала боль. Дэтт заговорил, не оборачиваясь, чтобы взглянуть.

– Схватка отрепетирована заранее. Светловолосый выиграет, но после того, как его чуть не задушат в последнем раунде.

Я последовал за ним по великолепной лестнице на второй этаж. Мы оказались перед запертой дверью. Клиника. Частная. Он толкнул дверь и провел меня внутрь. В углу стояла старуха. Мне захотелось узнать, не прерываю ли я одну из бесконечных партий Дэтта в «Монополию».

– Вы должны были прийти на следующей неделе, – сказал мне Дэтт.

– Да, он должен был прийти, – сказала старуха, приглаживая передник на бедрах, как смущающаяся горничная.

– На следующей неделе было бы лучше, – сказал Дэтт.

– Верно. На следующей неделе – без гостей – было бы лучше, – согласилась старуха.

Я спросил:

– Почему все говорят в прошедшем времени?

Дверь отворилась, и вошли двое молодых людей, одетых в голубые джинсы и рубашки в тон, один был небрит.

– Что происходит? – спросил я.

– Лакеи, – ответил Дэтт. – Жюль слева, Альбер справа. Они здесь, чтобы посмотреть пьесу. Правильно?

Те кивнули, не улыбнувшись. Дэтт обернулся ко мне.

– Просто прилягте на кушетку.

– Нет.

– Что?

– Я сказал: «Нет, не лягу на кушетку».

Дэтт фыркнул. Он выглядел немного усталым. В его фырканье не было ни насмешки, ни садизма.

– Здесь нас четверо, – объяснил он. – Мы не просим вас делать ничего неразумного, не так ли? Пожалуйста, прилягте на кушетку.

Я отступил к боковому столику.