|
И я решил, что настоящим мотивом должно быть нечто важное, полностью меняющее жизнь этого человека. Поэтому, когда мы узнали о том, что Китти звонила кому-то, вероятно, будущему убийце, я понял, что мотив следует искать в этом телефонном разговоре. Тогда я выстроил потрясающее дело против мистера Шелли и решил проверить версию на Лесли и Джин. Но Джин сказала: нет, так быть не могло. Она сказала, что Китти обратилась бы не к мужчине, а к женщине. Она сказала, — Доминик придал своему голосу твердости, чтобы со всей присущей мужчине авторитетностью воспользоваться лексиконом взрослых, — что Китти недавно испытала нечто вроде острого чувства негодования, когда этот старый негодяй стал предлагать ей свою любовь, даже не любовь, а просто хладнокровную сделку. И, понимаешь, дело усугублялось тем, что… — Он повернулся и уставился в стену. Ему трудно было сказать такое даже теперь. Все усугублялось тем, что Китти еще любила Лесли, и наглое предложение его отца выйти за него замуж наверняка потрясло ее. — В общем, Джин сказала, что в подобных обстоятельствах она сама обратилась бы за помощью к женщине. — Он был рад тому, что голос его не подвел — ведь он еще не совсем оправился и, если не следил за собой, легко срывался на крик.
— Понимаю, — молвил Джордж, вспомнив, как ночью Банти теми же фразами переориентировала его и пустила по следу той же добычи. — Стало быть, ты подумал о женщине, которая была постарше, хорошо ей знакомой и бывшей тем вечером рядом. — Да. И я подумал, что же Китти могла такого сказать, отчего ей вдруг захотелось убить мистера Армиджера. И начал копать. — Да, именно здесь можно было что-то найти. Мальчишки мало что упускают из виду; даже достойный презрения слушок — и тот аккуратно регистрируется их пытливым умом. — Готов спорить, — продолжал Доминик, — что Китти даже не знала, что там болтают о нем и мисс Гамилтон, такой уж она человек. Она далека от подобных вещей. Если б ей рассказали что-нибудь эдакое, она пропустила бы это мимо ушей. Она просто не слышит того, что ее не интересует. Джордж не был склонен следовать за сыном в заповедные глубины сознания Китти. Там не было постоянного места ни для одного из них. — Итак, поскольку мы не могли отыскать перчаток, ты решил по-крупному сблефовать и притвориться, что нашел их. Как же ты взялся за это дело? Доминик выложил все, радуясь возможности скинуть с себя этот груз. Теперь, в этой знакомой, спокойной домашней обстановке было нелегко воссоздать ощущение страха, но порой его охватывала дрожь. — Я отправился туда, когда узнал, что старина Шелли уже ушел, и сделал вид, будто хочу поговорить с ним о деле, по которому ведется следствие. Как только она клюнула на это и предложила рассказать все ей, у меня появилась уверенность в своей правоте. И, когда я сообщил ей, что нашел перчатки и что они женские, и поделился желанием скрыть от следствия вещественное доказательство, я уверился еще больше, потому что она сразу же предложила отдать ей перчатки и обещала позаботиться о них. Иными словами, уничтожить. Ни с того ни с сего люди обычно так не рискуют, особенно ради какого-то парня, которого едва знают. Верно? Если, конечно, у них нет на это весьма основательной причины. Она попыталась узнать у меня, где я их нашел и как они выглядят, чтобы убедиться, есть ли у нее основания бояться. Но я разыграл истерическую сценку, и она не могла добиться от меня ничего вразумительного. Ты понимаешь, она не могла позволить себе ни малейшего риска. Поэтому и сказала, чтобы я отдал их ей. И, если бы я тогда это сделал, уж и не знаю, что бы она предприняла: я давно чувствовал, что она считает меня не меньшей угрозой, чем эти перчатки, и хочет отделаться и от них, и от меня. Я разыгрывал из себя довольно эмоциональную личность и уверен, что она думала так: этот дурачок обязательно проболтается, придет день, и он все растреплет своему отцу. |
