— Вы серьезно?

— Да. Нет смысла продолжать идиотский спор. Так что забудьте. Что вы сделали с его одеждой?

— Какой одеждой?

— С одеждой вашего отца. С его маскарадным костюмом.

Вопросительный взгляд Элинор, очевидно, стал сигналом, удержавшим Ларкина от очередного таинственного отступления.

— Извините, сэр. Если бы я присутствовал в то время, как они…

— Не важно. Так что с одеждой? Что с его туфлями? Надеюсь, вы не вынули ничего из карманов?

— Нет, сэр, — многозначительно ответил дворецкий. — Одежда заперта в платяном шкафу, в гардеробной мистера Стэнхоупа. Мы втроем можем присягнуть в том, что с одеждой никто ничего не делал.

— Хорошо. А теперь, если не возражаете, вы обе, — Ник окинул взглядом Элинор и Бетти, — идите в гостиную и побудьте с вашей матерью. Мне нужно переговорить с врачом.

— Но вы нам все расскажете?

— Конечно. Идите!

Во время разговора Бетти не произнесла ни слова. Более сообразительная Элинор обняла сводную сестру за талию и повела в гостиную. Золотисто-каштановая и черная головки исчезли за дверью. Ларкин кашлянул.

— Если позволите, я провожу вас в комнату мистера Стэнхоупа.

— Через минуту. Пойду накину что-нибудь. Если доктор закончит осмотр до того, как я выйду, крикните мне.

— Хорошо, сэр. Что касается сведений, которые вы просили меня добыть…

— Позже.

— Очень хорошо, сэр.

Николас Вуд не переставая твердил себе: надо как можно скорее выкинуть из головы сравнение с викторианской мелодрамой; тогда все, возможно, пойдет легче. И все-таки… у него в голове возникло смутное чувство: что-то не так. Хотя догадка — еще не улика. А улики нуждаются в осмыслении.

Размышляя, Ник стал подниматься по лестнице. Дойдя до площадки второго этажа, он огляделся. Четвертая дверь от середины — с противоположной стороны — была приоткрыта. Наверное, там спальня Дуайта. Ник прошел по коридору к своей комнате. Он дошел до такой стадии усталости, когда в голове все время звучат посторонние голоса — как будто сидишь перед радиоприемником и крутишь ручку настройки.

Мебель в его спальне, декорированной в стиле наполеоновской Первой империи, была обита полосатым атласом. Окна он оставил закрытыми, считая, что в доме и так холодно. Часы, лежавшие на прикроватном столике, показывали без десяти пять.

Он надел брюки и спортивную куртку прямо поверх пижамы. Зайдя в оборудованную по-современному ванную комнату, примыкающую к его спальне, посмотрелся в зеркало. На подбородке заметна щетина, но бритье подождет до утра. Смыв со дна раковины красноватый осадок, Ник почистил зубы и ополоснул лицо холодной водой.

— Думай! — обратился он к своему отражению. — У нас есть…

— В чем дело, старина? — осведомился Винсент Джеймс, заглядывая в помещение из своей комнаты.

— Ни в чем. Я разговаривал сам с собой. Дурная привычка. Ты рассказал Элинор Стэнхоуп, что случилось?

Винс, в толстом белом крикетном свитере и фланелевых брюках, вошел в ванную и присел на край ванны.

— Да. Я разбудил ее. Решил, что так будет лучше. — Винс помялся. — Черт меня побери, если она не бросилась мне на шею и не назвала «Рыжик». Кто такой Рыжик?

Ник порылся в памяти.

— Если я верно запомнил, есть некий капитан Доусон — понятия не имею, кто он такой, — которого она однажды при мне назвала «Рыжик».

— Так вот она о ком! — Хотя тщеславие Винса было задето, в глазах мелькнуло огромное облегчение.