Туалетная бумага — пятнадцать упаковок, туалетное мыло на основе вербены — три куска, с ароматом мяты — два куска.
— Ну, смылили его, — крикнул кто-то. — Это же мыло! Неужели вы мыло станете считать, кто и сколько истратил?
— Или туалетную бумагу?
Алена покраснела.
— Дело не в том, что мне жалко этого мыла, или салфеток, или полироля. Просто я чувствую, что в доме завелся человек, который считает себя умнее остальных. А это до добра никого еще не доводило.
— Так вы скажите прямо, кого подозреваете. И все!
— Нет, так было бы слишком просто. А я бы хотела, чтобы этот человек сам осознал свое недостойное поведение. Я понимаю, что он думает. Ему кажется: ну, что я там у хозяев взял? Пустяк. Они и не заметят. Но с пустяков-то все и начинается. Сегодня — пара баллончиков средства для освежения запаха туалетных комнат, завтра килограммчик стирального порошка, послезавтра — резиновые перчатки. Кто заметит? Ведь ерунда, как вы правильно сказали, расходный материал. Но начинается-то все как раз с малого. Сегодня — туалетная бумага, завтра — бумага для принтера, а послезавтра что? Секретные документы из сейфа?
— Ну, это вы скакнули! Где просто бумага, а где документы!
— Путь всегда начинается с маленького шажка. Потом еще и еще. И очень важно вовремя понять, в какую именно сторону ты движешься. Потому что может быть и такое, что, когда обнаружишь, что дорога-то совсем не та, которую ты когда-то для себя выбирал, уже слишком поздно. И забрел ты по ней уже так далеко, что вернуться очень трудно, если вообще возможно.
Она еще поговорила в том же духе, чувствуя, что люди начали прислушиваться к ее словам. Но нравоучительную беседу прервал телефонный звонок.
— Да, — ответила Алена. — Да, отец Андрей. Подождите, не кричите так. Что случилось? Что у вас украли?
И сделав знак сотрудникам, что на сегодня разговор с ними окончен и они могут расходиться по своим делам, Алена повернулась и вышла из комнаты. Оставшиеся одни сотрудники переглянулись между собой.
— Вот так, — произнесла тетя Паша, вроде бы ни к кому конкретно и не обращаясь. — А я ведь предупреждала, что Алена Игоревна дурачить себя не позволит.
— Да что ты, Паша! — откликнулась с усмешкой полная женщина — ровесница поварихи, но с неприятным, каким-то лукавым лицом. — Ну, почудилось хозяйке. Может, чуток больше истратили мои девочки в этом месяце моющих средств, чем в прошлом, так из-за чего тут огород городить?
— А из-за того, моя дорогая, что банка к банке, коробка к коробке, флакон к флакону, а тысяча рубликов в день у кого-то набегает. А в месяце, напомнить, сколько дней? То-то и оно, что тридцать, а иногда и тридцать один. Да еще если сама приворовываешь, а подчиненным не даешь, так донести могут. Выходит, надо и им хоть на сотку в день чего-нибудь дать. А сотка в день на десятерых — это уже новая тысяча. Снова неладно выходит. Им тысячу и себе только тысячу? Нет, себе надо больше! Ведь как же: начальство — и меньше своих подчиненных воровать станет?!
— Ты это, Паша, в чей огород метишь? — спросила та же самая женщина, но уже без всякой улыбки. — Ты чего мелешь? Какая тысяча? Кому?
Тетя Паша не стала отвечать, поднялась и молча направилась к дверям. Но женщина, явно обиженная ее репликой, не желала отстать от нее.
— Ты тут не намного дольше моего работаешь, так что нечего меня и учить. Или ты хозяев пожалела? Так небось, когда ты у себя на кухне свои дела крутишь, я к тебе не лезу и в кастрюли твои не заглядываю. А ведь тоже могла бы посчитать, сколько ты на мясе в месяц выигрываешь! Небось по кастрюле каждый вечер за ворота выносишь! Видала я тебя!
— Дура ты, Лорка, — беззлобно ответила ей тетя Паша. |