– Здесь есть аварийный выход?! – крикнула я.

Но Вингейт меня не слышал. Он по-прежнему ожесточенно тер свои глаза и бродил по комнате, слепо натыкаясь на все подряд. Дым вокруг был уже такой плотный, что я ничего не видела в пяти шагах от себя. Слева будто что-то светлело. Ага, значит, там окно. Я быстро поползла в ту сторону, надеясь обнаружить за стеклом пожарную лестницу. Вместо этого меня ждала девятиметровая пропасть. Я схватила за руку пробегавшего мимо Вингейта и резко притянула его к себе.

– Хватит орать! – напрягая голосовые связки, рявкнула я ему прямо в ухо. – Если вы сейчас не заткнетесь и не возьмете себя в руки, мы тут сдохнем оба!

– Глаза… – мучительно простонал Вингейт. – Мои глаза… У меня вытекли глаза!

– Я просто брызнула в вас газом из баллончика, идиот! Стойте здесь, не шевелитесь!

Поднявшись на ноги, я добралась до ванной и набрала в кофейник холодной воды. Вернувшись и оттолкнув его руки, я промыла ему глаза. Он поохал еще минуту, а потом наконец начал прозревать.

– Еще… – кашляя, выдавил он.

– Потом. Сейчас надо выбираться. Где аварийный выход?

– В спальне…

– Где спальня, черт возьми?!

– Там… – махнул он рукой.

– Подъем! Ну, живо!

Лишь после увесистого пинка и после того, как я едва не вывихнула ему руку, он пополз вслед за мной. В эту минуту под лестницей раздался какой-то утробный адский рев, от которого сердце ушло в пятки. Это был голос пожара. Мне не раз приходилось его слышать. И я прекрасно понимаю людей, которые предпочитают выброситься с десятого этажа на каменную мостовую, чем позволить этому голосу приблизиться.

Я первой добралась до спальни и рывком отворила дверь. Здесь дыма было поменьше. Увидев окно, я направилась было к нему, но тут Вингейт цепко схватил меня за ногу.

– Подождите! – надсадно кашляя, прохрипел он. – Картина!

– Какая картина? Вы что, ненормальный?!

– Я ее здесь не оставлю!

– У вас есть огнетушитель?

– Не работает!

– Ну и пошел тогда к черту со своей картиной!

Он отпустил мою ногу и скрылся за дверью. Идиот, он же сгорит вместе с ящиком! Люди, готовые умереть за деньги, всегда вызывали во мне брезгливую жалость. Но таких было очень немного. Напрягая зрение, я пыталась хоть что-нибудь разглядеть в плотной дымовой завесе. Тщетно.

– Эй! Бросайте свою картину! Спасайтесь же, сумасшедший! – крикнула я изо всех сил.

– Помогите мне… – отозвался далекий голос. – Я не могу сдвинуть этот клятый ящик!

– Бросьте его сейчас же!

На сей раз ответом мне было молчание. Спустя несколько мгновений я услышала скрежет раздираемых досок.

– Она застряла! – заорал Вингейт из серой мглы и захлебнулся удушающим кашлем. – Нож! Дайте мне нож, я вырежу холст из рамы!

Если честно, мне было плевать на Вингейта. Самоубийце ничем не поможешь. Но картина – другое дело. И дело вовсе не в деньгах. За этим куском холста, возможно, таилась разгадка судьбы Джейн и других женщин. Чертыхнувшись и набрав в легкие побольше воздуха, я стала пробираться к Вингейту.

Вскоре я уткнулась во что-то мягкое. Ага, это он. Уже не может говорить и только сипит, задыхаясь от кашля. Пламя уже заглядывало на второй этаж с открытой лестничной площадки, и при его неровном свете я увидела картину, наполовину торчавшую из ящика с разбитой крышкой.