Туман сделался густым, но не настолько, чтобы отменить плавание. Мы миновали оконечность западного причала, и снова прозвонил машинный телеграф, на циферблате отобразилось: «Полный вперед». Гребные колеса завращались быстрее, оставляя по обе стороны парохода пенные дорожки. Мимо проплывали стоящие на якоре углевозы и каботажные суда. В море вдоль ровного песчаного берега «Графиня» шла со скоростью около двенадцати узлов. За темной линией прибоя виднелась цепочка огоньков — свет в окнах домов на эспланаде, но вот они растворились в сумерках.

Я все еще стоял, опершись на леер, и следил за исчезающим за кормой берегом. У фок-мачты появился первый помощник и поднял вверх, почти на двадцать футов, керосиновый фонарь, сияющий белым светом. Потом он отдал приказ, и стоящий позади матрос вручил юнге коробок спичек. Юноша зажег зеленый навигационный огонь на световом приборе, закрепленном на передней части колесного кожуха по правому борту. Матрос забрал у него спички и отправился зажигать красный огонь по левому борту.

В такую погоду во время плавания по Ла-Маншу я предпочитаю, что называется, «торчать на палубе» с трубкой, а не томиться в смрадном салоне. Гул двигателей, плеск лопастей гребного колеса — эти размеренные звуки успокаивали. По пути почти не попадалось других судов, лишь иногда я замечал призрачные очертания рыболовецкого баркаса или люгера, подставившего желтоватый парус легкому ветерку и направляющегося из Остенде или Дюнкерка в Северное море на поиски улова.

Через двадцать минут береговые огни окончательно пропали из виду. На полях моей шляпы и лацканах пальто висели крупные капли. Туман сгустился еще больше: стоя на носу «Графини Фландрии», я не мог разглядеть висящий на корме красно-желто-черный бельгийский флаг и с трудом различал очертания закрепленных там (поближе к пассажирам первого класса) двух спасательных шлюпок. Салон первого класса — так называемый королевский — отделяла от остальной палубы невысокая загородка с небольшими воротами.

— Доктор Ватсон? — прозвучал за моей спиной голос с акцентом.

Я почти ожидал увидеть давешнего почтальона из гостиницы «Дю ля-Пляж», но это был один из сопровождавших принца офицеров, молодой человек в темно-синей форме.

— Лейтенант Теодор Кейбелл, — поспешил представиться он, слегка щелкнув каблуками и склонив голову в уважительном поклоне.

Не время и не место для подобных формальностей, подумалось мне. Мы пожали друг другу руки. Хрупкий и белокурый Кейбелл напоминал скорее немца, нежели француза. Вряд ли кто-то заподозрит в нем агента разведки, да и на королевского камердинера он мало походил. Юноша указал на распахнутые ворота, ведущие во владения первого класса.

— Пожалуйста, пойдемте, сэр. Этого желает его высочество.

Я с удовольствием остался бы на выбранном мною наблюдательном пункте, но едва ли стоило спорить с претендентом на французский престол.

— Прошу вас, окажите любезность, — продолжал настаивать Теодор Кейбелл. — Все в порядке. Его высочество хочет просто побеседовать с вами.

Меньше всего на свете хотелось мне отвечать на вопросы о мерах безопасности, принятых для защиты Плон-Плона и его имущества. Увы, Шерлока Холмса на судне не было, а об этом знал только он.

Лейтенант откатил в сторону боковую дверь в салон первого класса и пропустил меня вперед. Когда мы вошли, он громко произнес мое имя — на свой странный манер. В дальнем конце довольно просто обставленной залы съежился в глубоком кресле господин в сюртуке и шелковом шейном платке. Он поднял на меня глаза. Вылитый высокопоставленный чиновник какого-нибудь лондонского банка. Рядом с креслом стояли двое — один был во французской генеральской форме, а второго, мужчину средних лет в гражданском платье, я принял за генерала Жоржа Буланже.