Изменить размер шрифта - +
Множество офицеров со всех концов Индии, как и я, в тот момент тряслись в таких же вагонах, приближаясь к северо-западной границе. В те дни железная дорога заканчивалась возле Хайберского прохода. В Лахоре мне следовало присоединиться к конному отряду. Перед мысленным взором уже рисовались высокие заснеженные пики и белоснежные стены Кандагара, который некогда был столицей Афганистана.

В пути произошла любопытная сцена. Тогда я еще не знал, что она будет иметь ко мне самое непосредственное отношение, а жаль. Всю дорогу до Лахора меня занимали мелкие неудобства, с коими знаком любой, кому доводилось путешествовать по Индии в военном поезде. Сиденья из соображений гигиены обыкновенно набивают конским волосом. Но, к несчастью, в сильную жару они превращаются в настоящий пыточный инструмент. Вскоре кажется, что сидишь на колючем кусте ежевики, и с каждой последующей милей становится все хуже.

Страдал я не в одиночку. Поезд был переполнен военными, все купе оказались заняты. Со мной ехали капитан и два лейтенанта из полка, который я не буду пока называть. Молодые офицеры представились Джеком и Фрэнком, оба были в штатском. Их куртки и легкие белые брюки больше подходили для пикника на берегу Темзы, нежели для сражения со свирепыми воинами Аюб-хана. На вид я дал бы им лет двадцать или чуть больше. Следовательно, они успели прослужить около года.

Сам я к тому времени семь лет проработал в больнице Святого Варфоломея, и потому из-за разницы в возрасте и опыте эти двое казались мне несносными повесами. Вылитые школьники на прогулке. Одетый в форму капитан был старше и вел себя гораздо сдержаннее, лейтенанты называли его по фамилии — Селлон. Он то и дело бросал на меня подозрительные взгляды.

Сон помогает скоротать томительные часы в дороге, но я обрадовался возможности поговорить с попутчиками и хотя бы ненадолго забыть о злополучных сиденьях. Мы с лейтенантами завязали разговор. Я явно не вызывал у них сильной симпатии, но они поглядывали на меня с дружелюбным любопытством. Оба ехали только до Пешавара, зато были весьма хорошо осведомлены о расквартированных там войсках. На вопрос о моем полке я ответил, что, по-видимому, отправлюсь в беркширский.

Джек и Фрэнк всем своим видом выразили одобрение. Джек даже пожал мне руку и уверил, что беркширцы — прекрасные ребята и драться с ними рядом — сплошное удовольствие.

— Я попал сюда прямо из Кембриджа, — добавил он с заискивающей ухмылкой. — Пробыл там всего год и не могу сказать, что сильно преуспел. Пустая трата времени. Точно так думал и батюшка, к тому же ему, бедняге, регулярно приходилось оплачивать счета из Королевского колледжа. Причем немаленькие. И вот, как говорится, я здесь.

Капитан Селлон слушал разглагольствования попутчиков молча. Эти двое походили на тех юных остолопов, получивших дорогостоящее образование, о которых Холмс как-то выразился: «Такие умеют говорить и умеют думать, но, к сожалению, не умеют делать это одновременно». Я решил, что можно безбоязненно рассказать им немного и о себе самом.

— Меня назначили в сто девятый полк альбионских стрелков, потом перевели к нортумберлендцам, но, похоже, и там доктор не нужен.

Лейтенанты обменялись многозначительными взглядами, словно я отпустил неуместную шутку. Что же такого я сказал? Я ждал каких-нибудь разъяснений, но Джек и Селлон лишь таращились на меня, и только кудрявый темноволосый Фрэнк произнес с улыбкой:

— Тогда, осмелюсь предположить, вы рады переводу в беркширский полк. А что? Думаю, любой другой на вашем месте был бы не против.

Он говорил так, будто это было очевидным фактом. Следовало все выяснить.

— Уверен, беркширцы — это достойный полк.

— Разумеется, — подтвердил Джек, тряхнув светлыми волосами.

Капитан Селлон, отвернувшись, уставился в окно и будто бы не желал ничего обсуждать.

Быстрый переход