Откуда-то издалека доносились ритмичные удары по боксерской груше. Я шагнул в проем без дверей в конце коридора и оказался в главном зале. Он был сравнительно невелик — на трибунах, поднимавшихся с четырех сторон под самую крышу, могло поместиться с тысячу зрителей. Через застекленный квадрат крыши на огороженный канатами центральный ринг падал столб сероватого света, в котором плясали мириады пылинок. Людей пока не было, но, что они здесь бывают, чувствовалось сразу. Затхлый воздух лишенного окон, месяцами не проветриваемого помещения пропитался запахами человеческого пота, сигаретного дыма, пива и жареных орешков, одеколона, спиртного и взопревших ног. Исследователю с тонким нюхом хватило бы этих запахов на целую диссертацию о социальном составе посетителей «Арены».

Перестук кулаков по кожаной груше звучал в лад симфонии запахов. Я двинулся к двери с надписью «Выход», и удары стали слышнее. Дверь открывалась в переход, который вел в заднюю часть здания. Какой-то чернокожий парень избивал прикрепленный к стене кожаный мешок. Из-за дощатого забора по другую сторону прохода за ним наблюдала молодая негритянка. Руки ее лежали на заборе, а на руках — ее подбородок. Ее черные, в пол-лица, глаза пожирали юного боксера.

— Кто тут у вас главный? — спросил я.

Парень продолжал лупить грушу левой, стоя спиной ко мне и женщине. Он был голым по пояс, в линялых штанах цвета хаки и старых парусиновых тапочках, из которых вылезали черные пальцы ног. Он переключился на правую руку, не меняя бешеного темпа ударов. В лучах солнца его широкая спина блестела от пота.

Он, видимо, был полутяжеловесом, лет восемнадцати, не больше, несмотря на солдатские брюки. С его ростом и сложением из него должен был со временем получиться неплохой тяжеловес. Наблюдавшая за ним женщина, похоже, изнывала от нетерпения.

Чуть погодя она окликнула боксера:

— Симми, джентльмен что-то спросил.

Правильно: все джентльмены — белые, и все белые — джентльмены.

Симми опустил руки и медленно повернулся. Рельефная мускулатура груди и живота делала его похожим на бронзовую статую. У него было узкое длинное лицо, скошенный лоб, маленькие глаза, широкий, чуть приплюснутый нос и толстые губы.

— Я вам нужен? — спросил он, дыша носом.

— Я хотел узнать, кто здесь у вас главный.

— Я сторож. Вам что-нибудь нужно?

— Хочу поговорить с вашим боссом. Он на месте?

— Сегодня нет. Мистер Тарантини уехал из города.

— А мистер Спид? Разве не он здесь хозяин?

— Теперь — нет. С Нового года всем заправляет мистер Тарантини.

— А что случилось с Германом Спидом? — Удивление в моем голосе прозвучало немного фальшиво. — Он что, уехал куда-нибудь?

— Ага. Мистер Спид уехал. — Он не тратил слов даром.

— Подстрелили его, — сказала женщина. — Кто-то продырявил ему живот, и через это мистер Спид здоровье потерял. До слез его жалко, хороший был человек.

— Заткнись, Виолетта! — рявкнул боксер. — Ты об этом ни черта толком не знаешь.

— Сам заткнись! — огрызнулась она.

— А кто его подстрелил? — спросил я ее.

— Никто не знает. Сам-то он, может, и знает, только полиции он ничего не сказал. Словно язык проглотил.

— Я сказал, заткнись, — повторил парень. — Только время у джентльмена отнимаешь.