Компьютер, за которым сидела Варя, внезапно мигнул: я случайно дотронулась до мыши. Проснулся. На белом виртуальном листе чернела издевательская надпись: "Первый пошел!" и подпись — Джокер.

М-да, плакали мои сегодняшние лекции, ученый совет и работа над диссертацией. Первый пошел. А заодно и первый учебный день сорван. Поймать бы этого Джокера, да уши ему надрать! Сейчас милиция понаедет, следом телевизионщики и начнется: где вы были, что видели, считаете ли, что над институтом навис злой рок?!

По мобильному я набрала номер институтской охраны:

— Это Иванова. Миша…

— Я — Гриша.

— Неважно. Вызывайте милицию.

— Стефания Андреевна, что там у вас?

— Труп, — коротко проинформировала я нашу доблестную охрану и отключилась. Ох, Варя, Варя…

Через минуту в компьютерный класс вбежал один из братьев. Увидев тело, непроизвольно сглотнул:

— Твою мать!

— Значит, говоришь, никого не было? — наплевав на пожарные требования, я закурила. Едкий и почему-то невкусный дым запорошил горло, но зато уничтожил аромат смерти и крови, царящий в классе.

— Братом клянусь! Никого!

— И вчера вечером никого?

— И вчера…никого.

— Врешь! Лучше сразу скажи, где вы вчера с братом были. Вас ведь не только я буду об этом спрашивать, лучше заранее подготовиться и сверить показания. Итак, где вы вчера были?

Стриженный затылок виновато понурился:

— В боулинг играли за углом.

— А пост, получается, оставили?

— Ага. Оставили. На минуточку.

— Сигнализация?

— А зачем, — искренне удивился близнец. — Мы ж потом сразу же вернулись. Поиграли часик и вернулись.

— Вот тебе и минуточка — часик… Между прочим, этот часик стоил ей жизни!

— Стефания Андреевна! Откуда ж мы знали, — заныл охранник. — Что она тут это самое… помрет.

— И на том спасибо, что не знали, — пробурчала я, машинально закуривая вторую сигарету. — Пока свободен! Оба — объяснительные записки мне на стол. С указанием точного времени отсутствия. Милицию вызвали?

— Едет!

— В здание института никого не пускать. Понятно?

— И милицию?

— Болван! Студентов и преподавателей.

— А уборщицу?

— Еще раз болван!

— Я не понял.

— И ее не пускать, — нервы стремительно сдавали.

Миша-Гриша ушел.

Я осталась, хотя очень хотелось убежать и запереться в своем кабинете. Если закрыться одеялом, злая бука уйдет. Я взглянула на Варю. Увы, эту буку не прогонят даже тридцать одеял. Не зря мне снились кошмары, хотя любой ночной кошмар — ничто по сравнению с этим, реальным. Я прикурила вторую сигарету от первой. Взглянула на термос, и, отбросив всякие сомнения, достала из потайного кармана сумки заветную фляжку с коньяком. Сейчас не до правильного образа жизни, собрать бы нервы в кулак.

Не пройдет и часа, здесь поднимется такой вой, по сравнению с которым иерихонская труба — детский рожок. Варя Громова — девочка из очень состоятельной семьи. Единственная дочка. Отрада. Папа — большая шишка. Мама — большая шишка. Отчим — тоже большая шишка. Ну, и мачеха — большая шишка. И все эти шишки как пить дать теперь посыплются на меня: почему не досмотрела, почему не обеспечила безопасность студентов.