Изменить размер шрифта - +
Тротуар сузился, вошел в жилую зону, и притом не слишком респектабельную. Я позволил ему занести себя слишком далеко. Начал озираться по сторонам, пытаясь выяснить, куда же я попал.

Оказывается, я был в четырех кварталах от кабинета Грэхема!

Подсознание сыграло со мной злую шутку. Я хотел посмотреть на Кеннета Грэхема лицом к лицу. Искушение следовать дальше было почти непреодолимым, но я подавил его и на ближайшем поворотном диске сменил направление. Мучительные раздумья не оставляли меня.

Я мог бы зайти в кабинет Грэхема, а потом уйти: может быть! Я мог бы прикинуться потерявшим надежду, пресытившимся, нерешительным; поведал бы Грэхему, будто нуждаюсь в электростимуляции, беспокоился бы вслух о том, что скажут жена и друзья, а потом передумать в самый последний момент. Ему пришлось бы отпустить меня, зная, что мое исчезновение может кого‑то насторожить.

Может быть…

Но Лоран, должно быть, знает про РУК больше, чем мы о нем. Вполне возможно, что Грэхему уже показывали голограмму вашего преданного слуги. Стоит только известному агенту РУК переступить порог его кабинета – и органлеггер запаникует. Нет, рисковать не следует!

Тогда, черт побери, что же я могу сделать?

Противоречивый убийца Оуэна. Если мы допускаем, что Оуэн убит, то тем самым вовсе не отвергаем другие возможности.

Сначала до мелочей продуманный план – а потом Оуэна оставляют одного, когда он с равной вероятностью может сам вытащить штекер и уйти или быть обнаружен настойчивым торговцем, либо случайным взломщиком или…

Нет. Предполагаемый Ордацем, а равно и мною убийца следил бы за Оуэном, как ястреб. Следил в течение всего месяца.

Вот в чем дело. На следующем диске я сошел с тротуара и взял воздушное такси, высадившее меня на крыше здания меблированных комнат «Моника». В вестибюль я спустился на лифте.

Если управляющий и удивился при виде меня, то внешне он и виду не подал, пригласив меня жестом в свой кабинет. Комната оказалась гораздо просторнее вестибюля, вероятно, потому, что в ней находились предметы, нарушающие безымянно‑современное однообразие оформления: картины на стене, маленький черный след на ковре, оставленный, по‑видимому, сигаретой какого‑то посетителя, голограмма Миллера и его жены на широком, почти пустом письменном столе. Он подождал, пока я сяду и выжидающе наклонился вперед.

– Я здесь по заданию РУК, – начал я, протягивая ему свое удостоверение. Он вернул его мне, не удосужившись даже заглянуть внутрь.

– Полагаю, это все по тому же делу, – произнес он без особенного восторга.

– Да. Я уверен, что у Оуэна Джеймисона должны были быть посетители, пока он здесь находился.

Управляющий улыбнулся.

– Это смехо… просто невозможно.

– Отнюдь нет. Ваши голографические камеры делают снимки посетителей, однако не снимают ваших жильцов, не так ли?

– Разумеется.

– Значит, Оуэна мог навестить любой из жильцов этого комплекса!

Вид у управляющего был ошеломленный.

– Нет, конечно же, нет. В самом деле нет. Я просто не понимаю, почему вас это так интересует, мистер Гамильтон. Если бы мистера Джеймисона обнаружили в таком состоянии, об этом немедленно сообщили бы администрации, будьте уверены.

– Я так не думаю. Мог к нему войти любой из жильцов этого здания?

– Нет, и еще раз нет! Камеры сделали бы снимок любого, не проживающего на этом этаже.

– А как быть с теми, кто живет на этом этаже?

Управляющий нехотя покачал головой.

– Да. Если говорить о голографических камерах, это возможно. Однако…

– Тогда я хотел бы попросить снимки всех проживавших на восемнадцатом этаже в течение последних шести недель. Перешлите их в РУК. Можете вы это сделать?

– Разумеется, сэр.

Быстрый переход