Бера остановился.

– Где вы были?

– Работал. Честно. Что за спешка?

– Помните того продавца наслаждений, за которым мы следили?

– Грэхема? Кеннета Грэхема?

– Именно его. Он мертв. И виноваты в этом мы! – С этими словами он побежал дальше.

К тому времени, как я догнал его, он был уже в лаборатории.

Труп Кеннета Грэхема лежал лицом вверх на операционном столе. Его вытянутое, впалое лицо было бледным и ничего не выражающим, размякшим. Оно было пустым. Со всех сторон голову окружала различная аппаратура.

– Как дела? – спросил Бера.

– Да никак, – ответил врач. – В этом нет вашей вины. Вы достаточно быстро поместили его в глубокий холод… – Он пожал плечами.

Я тронул Бера за плечо.

– Что произошло?

Бера еще не отдышался после своего бега.

– Видимо, что‑то просочилось Кеннет попытался сбежать, но мы накрыли его в аэропорту.

– Можно было и подождать. Посадить кого‑нибудь с ним в один самолет. Наполнить салон СТГ – 4.

– А помните переполох, когда мы в последний раз применили СТГ – 4? Эти чертовы журналисты!

Бера весь дрожал. И я не осуждал его.

РУК и органлеггеры ведут очень странную игру, в некоторых деталях довольно сходную. Органлеггеры должны доставлять своих доноров живыми, поэтому они всегда вооружены иглопистолетами, стреляющими кристаллами усыпляющего вещества, мгновенно растворяющегося в крови. Мы пользуемся точно таким же оружием и примерно по той же причине – преступника следует сохранить для судебного разбирательства, а потом для правительственного госпиталя. Поэтому от агентов РУК требуется, чтобы они ни в коем случае не убивали.

В один прекрасный день я научился этой истине. Некто Рафаил Хейн, с недавних пор считающийся органлеггером, попытался добраться у себя дома до кнопки экстренной сигнализации. Если бы ему это удалось, на свободу вырвались бы самые жуткие силы ада, люди Хейна сделали бы мне укол и я оказался бы рассортированным по частям в отдельных камерах хранилища органлеггеров, принадлежавшего Хейну. Поэтому я задушил его.

Рапорт об этом был заложен в память компьютера, но только три человека знали об этом. Одним из них был мой непосредственный начальник Лукас Гарнер. Второй была Джули. Пока что Хейн оставался единственным убитым мною человеком.

А Грэхем стал первой жертвой Бера.

– Мы взяли его в аэропорту, – рассказывал Бера. – На голове у него была шляпа. Жаль, я не обратил на это внимания, не то мы могли бы действовать быстрее. Мы начали окружать его, держа наготове иглопистолеты. Он обернулся и увидел нас. Сунул пальцы под шляпу и тут же упал без памяти.

– Он убил себя?

– Да.

– Каким образом?

– Посмотрите‑ка на его голову.

Я придвинулся к столу поближе, стараясь не мешать врачу, который, как полагалось по правилам, пытался извлечь из мертвого мозга информацию индуктивным методом, но у него ничего не получалось.

На самой макушке Грэхема виднелась плоская продолговатая коробочка из черной пластмассы, почти вдвое меньше колоды карт. Я прикоснулся к ней и сразу понял, что она прикреплена к черепу убитого.

– Дроуд. Нестандартный и слишком большой. В нем батарейка.

– Вы знали, что у него привычка к электростимуляции?

– Нет. Мы опасались устанавливать аппаратуру для слежки у него дома. Он мог обнаружить ее и скрыться. Посмотрите‑ка на эту штуку еще раз!

«С формой дроуда что‑то не так», – подумал я.

Черная пластмассовая коробочка наполовину расплавилась.

– Высокая температура? – пробурчал я себе под нос.

– Он взорвал батарейку разом, – кивнул Бера, – послав весь ее убийственный заряд прямо в мозг, точнехонько в центр наслаждения.