Тебе неизвестно то, о чем шепчутся по углам. Короче, что отец Габриеля не… в общем, мать его в молодости…
– Господи! – сердится Гейнц. – Что за пустая болтовня? Ты действительно полагаешь, что сказанное двоюродным братом мужа сестры твоей жены меня интересует?
– Ах, – роняет «вечный банкрот» голосом оскорбленного человека, – эти молодые считают себя умнее всех. Ты имеешь право верить или не верить. Мне известно то, что мне известно. Акции он продает. Это факт.
– Но почему? Что за причина продавать акции одного из самых процветающих предприятий?
– Процветающих, – подтверждает «вечный банкрот», – весьма процветающих. Но человек он странный.
– Может, он болен?
– Болен? Я сегодня уже спрашивал Филиппа о его здоровье. Доктор говорит, что у него отличное здоровье. Нет. В общем-то, ты ведь не знаешь, о чем шепчутся по углам.
– Филипп, – удивляется Гейнц, – что знает Филипп о Габриеле Штерне?
– А-ха. Вот о чем я и говорил: ты не умнее всех и не знаешь всего. Тебе не известно то, что известно мне: Филипп и Габриель вместе создают комитеты сионистов.
– И что сказал Филипп? – иссякает терпение Гейнца. – Может, прекратишь эту болтовню?
– Болтовню… – прекращает разговор «вечный банкрот» с человеком далеко не умным. – Ладно, я тебе уже сказал: Филипп уверен, что Габриель абсолютно здоров.
– Господин! Господин! – возникает перед ними Бумба.
Он кружится среди гостей, то забегает вперед, то возвращаясь в хвост компании, вступая в разговор то тут, то там.
– Хочу задать вам вопрос.
– Спрашивай, сын мой, спрашивай, – «вечный банкрот» кладет руку на стоящие торчком волосы мальчика.
– Почему ваши отец и мать дали вам такое странное имя?
– Что странного есть в моем имени, мальчик? Разве странно звучит имя – Арнольд Вольф?
– Извините, господин, я слышал, что вас называют другим именем…
– Каким именем, мальчик?
– «Вечный банкрот». Не так ли, господин? Вас также зовут – «вечный банкрот», верно?
– Убирайся отсюда! – делает сердитое лицо Гейнц. – Как это пришло тебе в голову оскорблять пожилого человека?! – Гейнц и Бумба обмениваются улыбками заговорщиков.
Бумба убегает.
Во главе компании господин Леви беседует с господином Шпацем из Нюрнберга. А там, где Шпац, там – веселье. Бумба бежит туда, где веселье.
– Доктор Леви, у меня к вам вопрос, доктор Леви, – говорит Шпац.
– Сколько раз я говорил вам, молодой человек, нет у меня степени доктора, и не надо меня так называть.
– Но, уважаемый господин, уважаемый доктор Леви.
Вольдемар Шпац, владелец большой шевелюры, сопровождающий господина Леви, художник из Нюрнберга. Друзья называют его любовно и в насмешку – Шпац. То есть «воробей» из Нюрнберга. На носу «воробья» – очки, увеличивающие его глаза и делающие его похожим на филина. Волосы на голове – мелкими каштановыми кудрями, лицо нервное и, соответственно, движения. Он без конца подтягивает брюки, как будто они вот-вот упадут. Из кармана пальто торчат ручки, карандаши, свернутая тетрадь для зарисовок. Он преклоняется перед господином Леви и выражает это преклонение, возводя того в степень «доктора», хотя самому господину Леви это и неприятно.
– Доктор Леви, не сердитесь на меня. Прошу вас минуту постоять. Только занесу в свой блокнот очерк вашего лица.
– Но, молодой человек, – сердится тот, – это что же, я стану моделью для вашего карандаша здесь, среди уважаемых гостей?
– Почему нет, доктор? Почему нет? – Шпац подтягивает брюки. |