Изменить размер шрифта - +
Она отравила своего мужа двенадцать лет спустя после того, как он обозвал ее проституткой в присутствии всей их команды игроков в кегли. Так что он сидел напротив Шарин и пытался понять, с чего вдруг у нее сделался такой угрюмо-задумчивый вид, когда — вот так номер! — снова зазвучала «Моя малышка». В надежде разобраться, что же за мысли ее грызут, и, кроме того, решив, что сделал блестящее наблюдение, Клинг бросил реплику насчет того, что в этой песенке только обещают рассказать историю, но до рассказа дело так и не доходит.

— У парня была несчастная любовь, — сказал Клинг, — и он обещает бармену рассказать об этом, но на самом деле только и говорит, что собирается об этом рассказать.

На лице Шарин застыло отсутствующее выражение.

Похоже, сейчас она пребывала мыслями за тысячу миль отсюда.

А что, если Шарин пережила несчастную любовь и просто пытается прийти в себя? А если так, то не думает ли она сейчас об этом парне, кем бы там он ни был? И когда произошло крушение этой любви? Десять лет или десять дней назад? А может, вчера вечером?

Лучше оставить ее в покое.

Клинг перенес свое внимание на лингини с моллюсками под белым соусом.

— Это потому, что я черная? — внезапно спросила Шарин.

— Что — потому, что вы черная? — не понял Клинг.

— Вы звонили мне с улицы.

— Нет, — ответил Клинг. — Об этом я вообще не думал.

«А правда ли это?» — спросил он у себя.

До сегодняшнего дня он никогда в жизни не встречался с чернокожей женщиной.

Что за дурь лезет в голову?

— А это потому, что я белый? — легкомысленно поинтересовался Клинг и улыбнулся. — Ну, вы приняли приглашение.

— Возможно, — ответила Шарин.

Клинг отметил про себя, что она не улыбнулась в ответ.

— Ну тогда... может, вы хотите поговорить об этом? — спросил он.

— Нет. Не сейчас.

— А когда?

— Может быть, никогда.

— Ну ладно, — согласился Клинг и вернулся к лингини.

Он решил, что на этом все и закончится. Привет, бледнокожий, приятно было познакомиться, но ничего не выгорит, парень.

Когда после обеда Шарин сказала, что действительно предпочитает не ходить в кино, поскольку им обоим завтра нужно рано вставать, Клинг окончательно уверился в том, что сейчас услышит: «Пока, приятель, как-нибудь увидимся». Остановившись на крыльце ее дома, они пожали друг другу руки. Шарин поблагодарила его за приятно проведенное время. Он сказал, что для него это тоже был очень приятный вечер. Дождь не перестал, но теперь он лишь слегка моросил. Клинг зашагал по слякотному пути длиной в пять кварталов, лежавших между домом Шарин и станцией метро.

Когда поезд все еще стоял на наземной платформе на Калмс-Пойнт, в вагон вошли трое чернокожих подростков. Похоже, они прикидывали, как бы к нему подступиться. Клинг одарил их взглядом, в котором явственно читалось: «Не советую!», и подростки прошли мимо не останавливаясь...

Стоявший на столе у детектива Клинга телефон зазвонил.

 

— Детектив Клинг?

Клинг поднял голову.

У стоящей перед ним женщины были волосы цвета морковки, вымоченной в апельсиновом соке, и синие с лиловым оттенком глаза. Одета она была в обтягивающий синий свитер под цвет глаз, сверху наброшена короткая куртка в морском стиле. Темно-синяя юбка была подобрана в тон куртке. Дополняли наряд толстая золотая цепочка и синие туфли на высоких каблуках.

— Дежурный сержант сказал, что мне следует поговорить с вами, — произнесла женщина.

— Да, он мне только что звонил, — ответил Клинг.

Быстрый переход