— Ну... — протянул Мильтон.

И он рассказал Нелли и присутствующим детективам об идее, появившейся у Мишель... ну, толчком послужил их разговор в ночь на воскресенье, когда они вместе лежали в постели. Она жаловалась, какая это глупая пьеса — «Любовная история», — в которой она репетирует, а Джонни упомянул, что эта пьеса пытается казаться чем-то таким, чего вообще не бывает, потому что просто невозможно превратить детектив в философскую пьесу. Он пустился в объяснения насчет того, что как только кого-то пырнут ножом, так все внимание тут же сосредоточивается на жертве и зрители желают знать, кто же преступник.

Потом он подумал, что это неплохая идея.

В смысле, привлечь внимание к жертве.

И он сказал об этом вслух.

Сказал Мишель.

Он сказал: «А было бы неплохо привлечь внимание к тебе самой, раз уж эта пьеса такая занудная».

Ну если актрисы что-нибудь и любят, так это чтобы все обращали на них внимание. Как только он высказал свою мысль вслух — на самом деле это была просто мимолетная мысль, минутная прихоть, не более того, — Мишель сразу же захотела узнать, что он имел в виду, когда сказал, что можно привлечь внимание к ней самой. Он объяснил ей, что все бы заинтересовались, если бы на нее и вправду напали, как в пьесе. Мишель тут же подхватила эту идею и сказала, что было бы неплохо, если бы ее и вправду ранили. Это точно привлекло бы к ней внимание, да и пьесе не повредило бы. Все эти чертовы зрители сидели бы и ждали сцены, в которой на актрису нападают, если бы знали, что Мишель вправду была ранена — только не так сильно, как та девушка в пьесе, она же едва не умерла. Хотя с той минуты, как героиня пьесы поднимается с пола и отвечает на вопросы Детектива, пьеса становится еще более дурацкой.

— Она слишком скверная, в ней нет никакой изюминки, — сказала тогда Мишель. Некоторое время они лежали, обнявшись, а потом она предложила: — А почему бы не создать эту изюминку?

— Ты о чем? — спросил он.

— Почему бы нам и вправду этого не сделать? Пырнуть меня ножом. Только не очень сильно. Розно настолько, чтобы привлечь ко мне внимание. Как к жертве.

Ну, некоторое время они спорили, и в конце концов Мишель согласилась, что, если даже найти подходящего человека и он это сделает, всегда остается опасность, что все выплывет наружу. Нападающего всегда рано или поздно находят, он наведет полицию на них самих, и результат получится прямо противоположный.

— А нет ли у нас на примете человека, которого мы действительно хорошо знаем? — спросила Мишель. — В смысле, такого, который взялся бы пырнуть меня.

Они поговорили еще и об этом, перебирая всех своих знакомых — нет ли среди них настолько надежного человека, чтобы он сперва пырнул Мишель — не слишком сильно, — а потом еще и помалкивал...

— Не обязательно «он». Это может быть и женщина, — сказала Мишель.

...но так и не припомнили ни мужчины, ни женщины, в ком они могли бы быть всецело уверены, настолько надежных, чтобы они выполнили работу, а потом не втянули их в неприятности.

— А может, ты сам это сделаешь? — предложила Мишель.

Он не сразу согласился с этой идеей. Прежде всего, он не был уверен, что сможет пырнуть ее «не слишком сильно», как она хотела, потому что он же не врач, в конце-то концов, он понятия не имеет, где там в груди или в плече проходят все эти артерии и вены. Вдруг он попадет в артерию и Мишель истечет кровью и умрет? Тогда она спустила свою багряную ночнушку и показала ему плечо, и они принялись вместе нажимать и щупать, пытаясь рассчитать, как нужно ударить, чтобы не нанести слишком опасную рану. В конце концов они решили, что он может просто порезать ее, а не пырять, и решили провернуть все на следующий вечер, когда труппа разойдется на перерыв.