|
Произошло убийство — отклонение от нормального, упорядоченного хода вещей... перемена, если хотите. Герой или героиня вступают в сюжет, чтобы провести расследование, найти убийцу и восстановить порядок, исправить изменение, произошедшее в начале. Как вы можете видеть, между пьесой обычной и пьесой детективной существует огромная разница. «Любовная история» — не детектив. Не думаю, чтобы хоть один критик обвинил ее в этом.
— А вам не кажется, что именно это ей сейчас и грозит? — спросил Карелла. Надо попытаться вернуть Корбина к сути дела. А суть заключалась не в содержании Великой Американской Драмы, а в отклонении от нормального, упорядоченного хода вещей, каковое отклонение воплощалось в теле Мишель Кассиди с двадцатью двумя резаными и колотыми ранами. — Вы имеете в виду — из-за того, что убийство Мишель используют для рекламы? — Да. И связывают его с тем, что в самой пьесе есть сцена нападения. Кто-нибудь из критиков... — В жопу критиков, — сказал Корбин. Карелла поморщился. — Я пишу не для критиков. Я пишу для себя и для моих зрителей. Мои зрители поймут, что я не пишу дешевых детективов, никогда не писал и никогда не буду писать ничего подобного. Мои зрители... — Я понимаю... — Это были вовсе не детективы. Простите, вы слыхали о «Синем значке»? — На самом деле, я не знаю... — ..."Синий значок" и... — ...названий... — ..."Уличный ноктюрн". Два романа, которые я написал о нью-йоркских копах. Но это не детективы, это именно романы о копах. — Правильно, документаль... — Нет! — пронзительно завопил Корбин. — Никакой документальности! Я не пишу документальных книг. Так же, как детективов. Это просто романы о копах. О мужчинах и женщинах в синей форме и в штатском, об их женах, любовницах, друзьях, любовниках, детях, об их мигренях, болях в желудке, менструальных циклах. Романы. Которые, само собой, я теперь считаю более низким жанром, чем слово, произнесенное на сцене. — Что вы чувствовали после того, как на Мишель было совершено нападение? — Первый раз? В переулке? — Да. — Сказать честно? — Да, пожалуйста. — Я был рад. Это было неплохой рекламой для пьесы. Не подумайте, «Любовная история» — замечательная пьеса, но никогда не помешает привлечь к себе внимание, не правда ли? — По словам Джонни Мильтона... — Этого куска дерьма? — ...идея принадлежала самой Мишель. — Я бы не удивился. Очень амбициозная девушка, умеет ловить удобный случай. — Как вы отнеслись к ее убийству? — Оно меня очень опечалило. Карелла продолжал ждать. — Прискорбное событие, — сказал Корбин. — Но я обещал говорить честно. До этого момента я хорошо относился к рекламе. До тех пор, пока она не обернулась против нас. Пока из-за нее моя пьеса не начала выглядеть как какой-то дешевый детектив. — Насколько хорошо вы знали Мишель? — Это именно я настоял на том, чтобы ей дали роль — вопреки желанию Эшли, да и Марвина тоже, но у того вообще нет вкуса. Хотя нет, беру свои слова обратно. В конце концов, решил же он ставить «Любовную историю». Но Мишель получила роль именно потому, что на этом настоял я. Такой ответ Кареллу не устраивал. Он предпринял еще одну попытку: — Насколько хорошо вы ее знали, мистер Корбин? — К сожалению, не так уж хорошо. Еще одна упущенная возможность в жизни, не так ли? Но теперь уже слишком поздно. |
