— Что здесь такого, в самом деле? Этот другой кусок гальки, который я тебе показал, был найден мною лично на крыше уборной. Мне даже пришлось спускаться по водосточной трубе, чтобы его достать, и пожертвовать своими фланелевыми брюками.

— Правда?

— Ладно, капитан. Найдя его, я открыл великолепное место, откуда открывается голубой небосвод.

— Какой небосвод?

— Небосвод, который прямо над ступенями. Уборная как раз с заостренной крышей, как новые теплицы с окошками, которые открываются со всех сторон — знаешь, точно такие, какие все всегда открывают в жаркую погоду. А погода была действительно жаркая, когда Дин погиб.

— Ты меня наводишь на мысль, что кто-то просто скинул камень на него через этот стеклянный небосвод?

— Ты сам сказал это. Или, если быть точным, не просто камень, а конкретный камень, имея в виду тот оникс.

— А как насчет других камней?

— Я практиковался в бросании. Я обнаружил, что офис бывает практически пустым во время обеденного перерыва. Почти никто не выходит на крышу, кроме офисных мальчиков, которые там тренируются.

— Люди, которые живут в таких стеклянных фонарях, обычно не кидаются камнями. Ты что, хочешь сказать, что, кинув в парня таким маленьким камушком, ты можешь раскрошить его череп и сломать ему шею?

— Не из-за того, что ты его просто кинешь, конечно. А как насчет перевязи или рогатки?

— Ну, в таком случае тебе остается только расспросить людей из соседних офисов, видели ли они кого-либо, упражнявшегося, как Давид и Голиаф, на крыше Пима, и убийца будет в твоих руках.

— Не все так просто. Это здание намного выше всех остальных вокруг, кроме того, на крыше прочный каменный парапет трех футов высотой — для придания еще большей значимости, я полагаю. Чтобы скинуть камень на железную лестницу, тебе придется наклониться и сделать это из специальной позиции между двумя фонарями, и только так тебя никто не заметит — если только кто-нибудь не окажется на лестнице и не станет при этом пристально смотреть наверх... И, кроме Виктора Дина, очевидно, никто этого и не делал, бедный парень.

— Очень хорошо, тогда выясни, кто из членов коллектива часто остается на месте во время обеденного перерыва.

— Это сложно. Все расходятся, но никто не оговаривает специально, куда направится в час дня. Когда клерк из приемной уходит на обед, один из старших мальчиков на время занимает его место, на случай если вдруг поступит какое-то сообщение или посылка. Кроме того, есть малый, который в это время обходит помещения с чистящей жидкостью, но он никогда не выходит на крышу. Хотя каких-либо запретов нет, и туда может подняться кто угодно, например, в половине первого, и остаться там до тех пор, пока проделает все свои штучки. А потом просто спустится вниз по железной лестнице. Лифтер, конечно, находится всегда на своем посту, но его несложно обойти, оставшись незамеченным. Кроме того, лифт еще периодически спускается в подвал. Все, что нужно сделать этому человеку, — так это просто выждать время, а потом выйти из своего укрытия. Ничего особенного в этом нет. Точно так же могло быть и в день смерти Виктора Дина. Его убийца прошел через уборную, на которую можно выйти с лестницы. Если путь свободен, то он мог спокойно пробраться на крышу. Там притаился, подстерегая свою жертву. Увидев Дина, спускающегося по ступеням, он делает свое дело и уходит. Все крутятся вокруг тела, все пытаются поднять его, и парень в этот момент как ни в чем не бывало снова выходит из туалета. Просто, как две копейки.

— И что, никто не заметит, что его не было на месте в это время?

— Дорогой мой, если бы ты только знал рекламное агентство Пима. Там никого никогда нет на своем месте. Если кто-то не говорит с кем-то из отдела печати или не крутится рядом с наборщиками текста, тогда он, вероятно, задерживается в студии, разбираясь с выкладкой, или в отделе прессы обсуждает насущные вопросы; а если он не в одном из перечисленных мест, тогда уж точно бегает в поисках кофе или еще чего-нибудь.