— Тогда завтра целых полдня, пока я буду обед готовить, будешь таскать в душ воду из колодца.

— Есть!

— Напоминаю, что до колодца метров двести, ведер два, в каждом по десять литров, а бачок в душе абсолютно пуст.

— Саша, я же умру!

— Не умрешь, но похудеешь. Приказы старшего по званию не обсуждаются. Рядовой Леонидов поворачивается кругом и идет на кухню принимать пищу.

— Саша, с каких пор жена по званию старше мужа?

— С тех самых, когда ловит его на очередной глупости. Рядовой Леонидов, почему вы еще не в процессе движения?

— Иду, иду. Только Барышеву не говори, он и так меня бездарностью обозвал.

— Оба хороши. Один идеи дурацкие подает, а другой как огромный ребенок, честное слово. Ты хоть алиби-то свое отработал?

Саша вошла за Леонидовым в кухню и стала разбирать сумки, пока он полез ложкой в какую-то кастрюлю.

— Свинина? Леша, это же так дорого! Нам еще долги за машину отдавать.

— Прорвемся. Там еще много чего, ты разбирай, разбирай.

— Хорошо, что ты Барышевых пригласил, я уже заскучала совсем.

— Есть у меня мысль, завтра с Серегой додумаем. Жаль, спать охота, меня на свежем воздухе клонит куда-нибудь урониться.

— Ты что там ищешь?

— Еду.

— Еду я тебе в сковородке разогрела, а в кастрюле — это собаке.

— Ой, а что она ест?

— Какая разница?

— Я это только что проглотил. Саша, я умру?

— Да. Завещание написал? Леша, ты что? Это просто позавчерашний суп, он даже не совсем прокис. Ну еще хлеба немножко и кусок печенки.

— Сырой?! — Леонидов обессиленно опустился на стул. — Это ужасно.

— Что ужасно-то?

— Все. Жизнь ужасна. Еда — и та ужасна.

— Брось, Лешка. Недавно рассказывали по телевизору, как один геолог, у которого ноги отнялись, два месяца лежал в хибаре без еды. Даже замазку из окон выковыривал и жевал. Так нашли его живым, и сейчас он в больнице килограммы набирает. Ученые там его исследуют, как это так и где в кроличьей шапке, которую он сварил, органические и питательные вещества. А ты из-за собачьего супа ноешь.

— Сашенька, экстремальная еда не отравляет организм только в экстремальной ситуации. Конечно, где-нибудь в обезвоженной пустыне я мог бы поискать органику и в обычном речном песке, если бы отбился от каравана. Но здесь, у себя дома, рядом с двумя сумками, полными деликатесов, съесть нечто, предназначенное какому-то псу! Нет, это жестоко. А что в сковороде?

— Жареная картошка и пара наисвежайших домашних котлет.

— Давай.

— Может, водки выпьешь для дезинфекции, а то как бы диарея не прихватила.

— Кто-кто?

— Это так загадочно в одной рекламе называют процесс, когда человек полдня из туалета не вылезает. Смешно, а главное, как деликатно и красиво.

— Тогда давай водки. Знаешь, я сегодня пойду спать в террасу. Как там?

— Жара. Нагрелось за день, даже душно. Ты иди, а мы с Сережкой позже придем, ночи-то какие стоят, а? Светло как днем, можно гулять и гулять, и все так здорово поет, а лягушки квакают.

— Чего ж они квакают?

— Глупый ты, у них же сейчас самая любовь.

— Ay нас? — Леонидов потянулся к Саше и полез целоваться.

— А у нас всегда любовь. Только маслеными губами не лезь к моему чистому халату.

— А если вытру?

— Тогда я, пожалуй, приду к тебе на диван сегодня ночью.

— Приходи.