Таким образом, эта маленькая драма была разыграна без зрителей. Сквозь заиндевевшие окна выстроившихся вдоль канала домов слабо мерцали огоньки на рождественских елках. Дольман посмотрел на них и окончательно сник.
Когда Фледдер и Декок вошли с Дольманом в дежурку, Фемми вскочила со стула так, будто только и ждала этого момента. Подскочив к своему начальнику, она начала молотить маленькими кулачками по его груди. Судя по всему, накопившаяся боль и обида разом вырвались наружу.
— Убийца! — визжала Фемми. — Убийца! Ты убил ее! Ты убил ее, убил, убил, убил…
Клаассен и Фледдер хотели было остановить разбушевавшуюся девушку, но Декок знаком приказал им не вмешиваться. Сам он наблюдал за этой сценой отрешенно, не выказывая никаких эмоций. Детектив заметил, что Дольман даже не пытается защищаться. На его лице застыло страдальческое выражение. Фемми продолжала осыпать его проклятиями и ударами, словно не могла остановиться. Инспектор спокойно позволил ей облегчить душу, а затем схватил за руку и вывел в соседнюю комнату.
— С вами мы побеседуем позже, спокойно и обстоятельно.
Он достал из кармана второй чистый платок, вытер девушке слезы, а потом вернулся в дежурку.
— Сколько вам лет? — скучающим тоном спросил он Дольмана.
— Сорок пять, — ответил тот.
— А сколько было Эллен?
— Девятнадцать.
Декок закатил глаза.
— Если я не ошибаюсь, вашей старшей дочери почти столько же. Я уверен, вы в состоянии понять, что сейчас чувствуют родители бедной девочки.
Дольман рассеянно кивнул. Декок долго молчал, подперев подбородок руками, и наконец негромко проговорил:
— Вам когда-нибудь доводилось слышать выражение «око за око, зуб за зуб»? — Он укоризненно покачал головой. — Так гласил древний закон. Жестокий и ужасный, вам не кажется? Вам повезло, что с тех пор человечество стало несколько цивилизованнее.
— До сих пор не могу забыть эту истерику Фемми. — Фледдер покачал головой. — Думал, она вообще порвет его части.
— Насколько я понял, ты позаботился о том, чтобы она добралась до Хорна в целости и сохранности?
— Да, ее родители несколько удивились, когда мы свалились на них как снег на голову, среди ночи. Но вы были правы. Это самый лучший выход. После всего произошедшего ей не стоит оставаться в Амстердаме.
— Да, — покачал головой Декок. — Это просто невозможно.
Они сидели у камина в скромной, но уютной гостиной Декока. По случаю Рождества инспектор откупорил бутылку своего самого лучшего коньяка. Впрочем, не только поэтому: инспектор был очень доволен и собой, и тем, как завершилось расследование. Теперь старик считал, что вполне заслужил право понежиться, развалившись в любимом кресле и вытянув к огню ноги в мягких домашних тапочках.
— Я не совсем понимаю, а Фемми-то какое отношение имеет к убийце? — полюбопытствовала вышедшая с кухни госпожа Декок.
Инспектор надолго приник губами к рюмке.
— Фемми? — переспросил он. — Да это самая патетическая фигура во всей трагедии. И к тому же очень странная — ее сложно понять. Всего четыре-пять лет назад она была милой девушкой, жившей мечтами и фантазиями о любви. Как-то раз, во время проходившей в Хорне парусной регаты, она познакомилась с Дольманом, представившимся ей богатым холостяком. И Фемми влюбилась. Дольман казался воплощением девичьих грез, посланном в ответ на ее мольбы. — Декок с задумчивым видом сделал еще один глоток. — Когда она узнала, что он давным-давно женат, то призвала его к ответу. Дольман обещал развестись. Конечно, соблазнитель говорил, что, прежде чем он на ней женится, должно пройти некоторое время, но она может на него рассчитывать. |