Идущий впереди Ма Жун услышал шум. Повернувшись к старшине Хуну, он сказал:

— Кажется, там сидит уже целая компания!

Но когда они вошли в зал, оказалось, что в нем находится всего один человек. Он сидел спиной к ним у окна и выглядел очень внушительно. Он-то и производил такие громкие звуки, высасывая содержимое панцирей. На нем был черный расшитый кафтан.

Ма Жун дал знак своим товарищам держаться за его спиной, а сам, приблизившись к столу, положил руку на плечо толстяка и сказал громко:

— Давненько мы не встречались, брат!

Сидевший повернулся — у него было круглое лицо, заросшее густой сальной бородой, — и злобно посмотрел на Ма Жуна, а потом снова наклонился над тарелкой. Потыкав пальцем в пустые панцири, он сказал со вздохом:

— Из-за таких, как ты, теряешь веру в людей, брат. Я обращался с тобой как с другом. А говорят, что ты на побегушках в судебной управе. Подозреваю, что это из-за тебя нас прогнали из нашего уютного пристанища при храме. Подумай-ка над своим поведением!

— Ну что ты! — возразил Ма Жун. — Пусть между нами не будет неприязни. В этом мире у каждого свое дело. Мое — выполнять поручения нашего благородного судьи.

— Значит, это правда! — печально сказал толстяк. — Брат, я больше не испытываю к тебе добрых чувств. Оставь честного человека в покое, пока он размышляет о суетности жизни, пытаясь насытить свой голод теми крошечными порциями, которые подает жадный хозяин этого унылого заведения.

— Что касается величины порций, — весело заметил Ма Жун, — если ты готов съесть еще дюжину этих крабов, мои друзья и я были бы рады видеть тебя за своим столом.

Шень Па медленно вытер пальцы о бороду и, немного подумав, заявил:

— Никто не посмеет сказать, что я злопамятен. Для меня будет честью познакомиться с твоими друзьями.

Он встал. Ма Жун церемонно представил его старшине Хуну и Дао Ганю, а затем, выбрав квадратный стол, настоял на том, чтобы приглашенный занял почетное место, сев спиной к стене. Старшина Хун и Дао Гань сели справа и слева от него, а Ма Жун устроился напротив, крикнув хозяину, чтобы он прислал еще больше крабов и вина.

Когда слуга снова спустился в кухню и первый кувшин вина был опустошен, Ма Жун сказал:

— Я вижу, брат, на тебе прекрасный кафтан. Он, должно быть, стоил тебе немало, потому что люди не имеют обыкновения отдавать такие вещи даром. Ты, наверное, разбогател.

Шень Па смутился, пробормотал несколько слов о приближающейся зиме и побыстрее выпил.

Ма Жун внезапно вскочил, выбил чашу у него из руки, толкнул стол и рявкнул:

— Отвечай, мошенник! Где ты достал этот кафтан?

Шень Па посмотрел налево и направо. Он был прижат столом к стене, а с двух сторон старшина Хун и Дао Гань закрывали ему пути к отступлению. Край стола все глубже врезался в его огромное брюхо. Он издал тяжкий вздох и начал медленно стягивать с плеч кафтан.

— Мне надо было быть умнее и знать, что спокойно поесть в обществе судейских собак никому не удастся. Забирай же эту проклятую одежду! Пусть бедный старик замерзнет зимой до смерти, вам ведь все равно!

Видя Шень Па столь сговорчивым, Ма Жун снова сел и налил ему в чашу вина.

— Я не хочу причинять тебе вреда, брат, но мне нужно знать, как эта вещь к тебе попала.

Шень Па посмотрел на него недоверчиво и с яростью почесал свою волосатую грудь.

Тут заговорил старшина Хун.

— Ты многое видел, — сказал он приветливо. — У тебя богатый жизненный опыт. Ты и сам знаешь, что для людей в твоем положении мудро поддерживать добрые отношения с людьми из суда. А почему нет? Как глава гильдии нищих, ты сам почти что часть городского управления. А что? Я считаю тебя коллегой!

Шень Па осушил чашу, и Дао Гань сразу же наполнил ее снова.