Крис замолчал. После непродолжительной паузы продолжил:

— Я ползал по земле, искал эту проклятую чеку, но наконец бросил это дело. Старик все плакал — он не мог бы справиться с этой гранатой. Единственное, что пришло мне в голову, — заставить его сойти с гранаты, тогда бы я быстро ее схватил и забросил подальше. Но я не мог ему объяснить, что мне от него нужно, так как переводчик убежал. Я попытался было с помощью жестов ему объяснить, что от него требуется, но было ясно, что он меня не понимает. Тогда я решил подойти к нему, толкнуть его в сторону и схватить гранату. Но он должен был стоять спокойно. Я начал к нему подходить и все говорил: «Не бойся, отец. Тебе нечего бояться». Я уже был от него на таком расстоянии, как вот эта дверь, когда он не выдержал. Он подбежал ко мне и изо всех сил вцепился мне в одежду, и за те пять секунд, которые оставались до взрыва, я так и не смог его оторвать от себя, никак не мог. Граната взорвалась вместе со стариком, который цеплялся за меня. Он погиб, а мне поранило осколками обе ноги. Я провалялся в госпитале год и три месяца, а потом меня демобилизовали.

Наступила долгая пауза, во время которой слышно было лишь, как врач постукивает ручкой по столу и слегка покашливает.

— Когда вы приблизились к старику, сержант Манковски, вы испытывали страх?

— Страх? Еще бы! Я до смерти боялся.

— Понятно, но вместе с тем я полагаю, что преодолеть страх вам помогла ненависть, которую вы испытывали в тот момент к солдатам из армии Южного Вьетнама.

— Может, и так, — кивнул Крис.

— Но сейчас в не менее опасных ситуациях, думаю, ваш страх больше не заглушается, к примеру, чувством сильной злости. Страх выходит наружу, и вам приходится с ним справляться. Страх, который проявляется, к примеру, в опасении остаться безруким.

— Это не я волнуюсь из-за своих рук, а Филлис.

— Вы сказали, цитирую: «Однако она так часто об этом говорила, что я стал поглядывать на свои ладони…»

— Это из-за Филлис.

— Вы и сейчас на них смотрите.

Крис положил руки на колени, сцепил пальцы и решил ограничиваться односложными ответами и не возражать врачу.

Помолчав, психиатр сказал:

— Мне сообщили о происшедшем вчера взрыве бомбы. Каковы обстоятельства гибели того человека?

— Мы предполагаем, что погибший попытался, так сказать, опередить взрывную волну, которая распространяется со скоростью пятнадцать тысяч футов в секунду, но ему это не удалось.

— Вы сделали все, что смогли?

— Если хотите, я могу представить вам мой отчет.

На этот раз врач молчал так долго, что Крис решил: наконец-то все позади.

— А у вас есть еще какие-то страхи? — спросил психиатр, откашлявшись.

— Какие это?

— Ну, боитесь ли вы животных или насекомых?

Крис подумал, затем ответил:

— Не люблю пауков.

Держись, докторишка! Тут не к чему придраться, кто их любит, этих пауков…

— Вот как? Интересно! Стало быть, страх перед пауками.

— Я не сказал, что боюсь их, а просто не люблю.

— А вы не думаете, что вы пытаетесь приуменьшить силу своего страха, заменить его неприязнью? Я задаю вам этот вопрос, сержант Манковски, потому что страх перед пауками может указывать на дисфункцию в области сексуальной идентификации. Точнее, страх оказаться бисексуалом.

Крис задержал дыхание, потом спросил с расстановкой:

— Вы полагаете, что, если мне не нравятся пауки, это означает, что я бисексуал?

Врач вскинул голову и впервые внимательно посмотрел на него.