|
— Как будто отрубили весь остальной мир, кроме Европы, Африки, Австралии и Америки. На прошлой неделе я видел фотографии, сделанные в Центральном Китае. Они сделаны несколько месяцев назад, но до сих пор не опубликованы, и, похоже, не будут опубликованы. — Что там? — Цветные фотографии. Композиции в коричневых, серых и желтых тонах, выполненные с огромным вкусом. На всех — голая земля и глина. Ты знаешь, это намного страшнее всех жутких картин голода, которые были раньше. Подошел официант и, словно совершая старинный ритуал, поставил перед ними пиво. Когда он ушел, Джон спросил с сомнением: — Страшнее? — Да, они испугали меня. Я так и не понял, каким образом вирус сделал из этого участка земли совершенно голое, чистое пространство. По инерции продолжаешь думать, что хоть какая то трава все таки останется, пусть хотя бы несколько пучков. Но он не оставляет ничего. Конечно, это всего лишь исчезнувшая трава. Но когда задумаешься, какие огромные площади покрыты той или иной травой… — Есть какие нибудь слухи? Роджер неопределенно покачал головой: — Давай определимся: слухи в официальных кругах так же неопределенны и расплывчаты, как и в прессе, но они содержат нотку самонадеянности. — Мой брат собирается забаррикадироваться, — сказал Джон. — Я тебе говорил? С неожиданным оживлением Роджер спросил: — Фермер? Что ты имеешь ввиду — забаррикадироваться? — Я ведь рассказывал тебе о его доме. Слепой Джилл окружен холмами, единственным выходом служит узкое ущелье. Так вот, он сооружает изгородь, чтобы изолировать долину полностью. — Интересно. Продолжай! — Да, в общем то это все. Дэвид обеспокоен будущим, я никогда не видел его таким. Во всяком случае, он отказался от посева пшеницы на своей земле. Он даже хотел, чтобы мы все приехали и провели там целый год. — Пока не минует кризис? Да, это серьезно. — И еще, — добавил Джон. — С тех пор я время от времени вспоминаю о нашем разговоре. Дэйв всегда был умнее меня, и я по своей глупости не принял всерьез предчувствия деревенского жителя — дескать, что он может понимать в таком деле. Здесь, в Лондоне, мы не знаем ничего, кроме того, что черпаем ложкой. Роджер взглянул на него и улыбнулся: — Что то в этом роде, Джонни, но запомни — я тоже на стороне этих «черпающих». Слушай, а если я смогу предупредить тебя о катастрофе заранее, у твоего братца найдется комната для нашего маленького трио? — Думаешь, катастрофа неизбежна? — спросил Джон. — Пока нет никаких признаков. Те, кому бы следовало быть в курсе, излучают тот же оптимизм, который ты находишь в газетах. Но мне нравится, как это звучит — Слепой Джилл, — словно страховой полис. Я буду держать ухо возле трубопровода. Как только на другом конце раздастся маленький звоночек предупреждение, мы соберем свои семьи и махнем на север. Что ты на это скажешь? Примет нас твой брат? — Да, конечно, — Джон задумался. — А сколько, по твоему, должно быть таких звоночков? — Достаточно. Я буду держать тебя в курсе. Можешь быть уверен. Мне не хотелось бы в один прекрасный день оказаться застигнутым врасплох голодом, сидя в Лондоне. Рядом с их столиком прошел официант, толкая перед собой тележку, нагруженную сырами разных сортов. Полуденная дремота наполняла воздух столовой обычного лондонского клуба. Неясное бормотание голосов звучало приглушенно и ненавязчиво. — Невозможно представить что либо, способное нарушить все это, — сказал Джон. — Согласен, это нерушимо, — ответил Роджер. — В конце концов, как нам часто напоминала пресса, мы не азиаты. Будет интересно понаблюдать за нами — британцами с плотно сжатыми губами — когда начнут собираться грозовые тучи. |
