Изменить размер шрифта - +
Внезапно все замолкают. Олицетворяющий Правление Монти Маршант поворачивается к великому режиссеру Тимону Гантри: «Кто это?» И Тимон Гантри, внезапно втянув в себя воздух, привычка, которую все актеры, видели они это или нет, любят копировать, ответит: «Не знаю. Но, черт возьми, я это выясню». В сопровождении мисс Беллами они с Октавиусом идут по комнате, и ряды гостей расступаются. Слышатся приглушенные восклицания — они в центре всеобщего внимания. Все глаза обращены на Анелиду Ли. И замерший от восхищения Ричард…

На этом Анелида внезапно прервалась, смутившись, посмеялась над собой и совсем разнервничалась. Подойдя к окну, она взглянула вниз на Пардонез-плейс. К дому мисс Беллами уже стягивались машины. Подъехал огромный черный автомобиль со щегольски одетым шофером. Вышли двое мужчин. У Анелиды екнуло сердце. Один, с гарденией, был Монти Маршант, а другой, невероятно высокий, небрежно одетый — да, ошибиться было невозможно, — другой был величайший из всех режиссеров — Тимон Гантри.

— Ух ты, — сказала Анелида. — Только, Золушка, без глупостей.

Она досчитала до шестидесяти и отправилась вниз. Октавиус сидел у стола и читал. Ходж расположился у него на коленях. Оба выглядели на редкость самодовольными.

— Ты успокоился? — спросила Анелида.

— Что? Успокоился? А, да, — ответил Октавиус. — Все прекрасно. Спасибо, я читал.

— Ты что-нибудь замышляешь, дядечка?

— Замышляю? Я? Что ты хочешь сказать?

— Ты выглядишь так, будто что-то натворил.

— Правда? Интересно, почему? Ну, пошли.

Он согнал кота. И так как Ходж линял, Анелиде пришлось еще раз сходить за щеткой.

— Не променяла бы тебя даже на великого персидского шаха, — заявила она. — Ну что ж, дорогой, пойдем.

 

5

 

Отдохнув после ленча, мисс Беллами начала приготовления к приему, которые заняли часа полтора. Первые стадии проходили в обстановке совершенной секретности, и только Флоренс была допущена на правах камеристки.

Мисс Беллами улеглась на кровать, в то время как хранящая молчание с плотно сжатыми губами Флоренс зашторила окна и принесла из ванной разнообразные флаконы и флакончики. Стерев с лица хозяйки грим, она положила ей на глаза компрессы и начала слой за слоем накладывать маску из зеленоватого вязкого вещества. Мисс Беллами попыталась завязать разговор, но безуспешно. Наконец она нетерпеливо спросила:

— Что с тобой случилось? Загордилась?

Флоренс молчала.

— Бога ради, — воскликнула мисс Беллами. — Ты дуешься из-за того, что было утром?

Флоренс нашлепнула зеленоватую маску на верхнюю губу мисс Беллами.

— Жжется, — с трудом проговорила та. — Плохо перемешала.

Флоренс закончила накладывать маску. Еле шевеля губами, мисс Беллами попыталась произнести:

— Прекрасно, можешь убираться к черту и злиться там.

Но вовремя вспомнив, что с маской на лице говорить нельзя, промолчала и лежала, кипя от негодования. Она слышала, как Флоренс вышла из комнаты. Десять минут спустя она вернулась, постояла, глядя на зеленое незрячее лицо, и принялась снимать маску.

Туалет продолжался в полном молчании. Как всегда, следовало пройти многочисленные и нелегкие стадии. Лицо было изучено так внимательно, будто это был срез препарата под микроскопом, а каждой прядке волос определено свое место в прическе. И лишь когда стало очевидным, что достигнуто полное совершенство, двери комнаты мисс Беллами отворились для придворных.

В прежние годы ее посещали Рози и Берти: первая в роли наперсницы, второй — чтобы дать совет относительно завершающих штрихов туалета.

Быстрый переход