Один раз Октавиус, сидевший как на иголках и сгоравший от желания взглянуть на нее, поднял глаза, и в ответ она состроила ему рожу, а он — ей, что в такие вечера было их обычной забавой.
Октавиус успокоился, но не вполне. Он обожал Анелиду, но по характеру был из тех людей, в которых страдания близких вызывают лишь раздражение, смешанное с сочувствием. Он хотел, чтобы Анелида всегда была веселой, послушной и красивой. Когда же Октавиус подозревал, что она чем-то расстроена, то и сам огорчался и не знал, что делать. Но непонятное чувство беспомощности быстро утомляло его и сменялось недовольством.
На звонок Аллейна дверь открыла Анелида. Он сразу заметил, что глаза у нее подкрашены так, чтобы не было видно, что она плакала.
Со многими из своих покупателей Октавиус дружил, и они частенько навешали его после закрытия магазина. Поэтому и Анелида, и Октавиус, пришедший от посетителя в восторг, решили, что это и есть как раз такой дружеский визит. Проклиная про себя свою работу, Аллейн уселся между ними.
— Вы оба выглядите так несокрушимо уютно и так по-диккенсовски, что я чувствую себя как нечто совершенно чужеродное, вторгнувшееся к вам.
— Мой дорогой Аллейн, надеюсь, что ваши ассоциации не связаны с той диккенсовской неописуемой маленькой Нелл и ее выжившим из ума дедушкой. Нет, я уверен, что нет. Вы ведь подумали о «Холодном доме», о той сцене, где ваш коллега-сыщик так же приходит к семейному очагу своего друга. Правда, насколько помню, тогда его визит кончился арестом. Надеюсь, вы свои наручники оставили в Скотленд-Ярде.
— Собственно говоря, Октавиус, — признался Аллейн, — я ведь пришел сюда по делу, хотя обещаю, что вас двоих в тюрьму тащить не собираюсь.
— Правда? Как интересно! Что-нибудь связанное с книгами? Какой-нибудь злодей со склонностью к коллекционным раритетам?
— Боюсь, что нет, — ответил Аллейн. — Все гораздо серьезнее, Октавиус, и косвенно связано с вами. Я знаю, что вы были сегодня на приеме по случаю дня рождения мисс Беллами, да?
И Анелида, и Октавиус непроизвольно всплеснули руками.
— Да, — ответил Октавиус. — Очень недолго. Были.
— Когда вы пришли?
— В семь. Нас приглашали, — начал объяснять Октавиус, — в половине седьмого, но Анелида сообщила мне, что теперь принято опаздывать.
— Мы ждали, — заметила Анелида, — пока не соберется побольше гостей.
— Значит, вы следили за теми, кто приехал раньше.
— Немного. Я изредка посматривала.
— Вы случайно не видели, кто явился с букетом пармских фиалок?
Октавиус вдруг дернул ногой.
— Черт тебя подери, Ходж, — воскликнул он и добавил мягче: — Он царапнул меня. Бессовестное животное, иди отсюда.
Он спихнул кота, и тот возмущенно спрыгнул на пол.
— Я знаю, что вы рано ушли, — продолжал Аллейн. — И уверен, что знаю почему.
— Мистер Аллейн, — спросила Анелида, — что случилось? Почему вы так говорите?
— Это серьезное дело, — ответил Аллейн.
— А Ричард… — начала она и замолчала. — Что вы хотите нам сказать?
— С Ричардом все в порядке. У него сейчас шок, но он здоров.
— Мой дорогой Аллейн…
— Подожди, дядя, давай лучше послушаем.
Осторожно и просто он поведал им, что случилось, ни слова не говоря о том, что подозревает полиция.
— Странно, — закончил он свой рассказ, — как вы не заметили всего этого переполоха на площади.
— Занавески у нас опущены, — объяснил Октавиус, — а выглядывать на улицу не было повода — правда, Нелл?
— На Ричарда это подействует ужасно, — сказала Анелида. |