– А вы, простите, кто будете? – прищурил и без того маленькие и порядком заплывшие глазки Шалыгин.

– Прянишников, Митрофан Федорович, хозяин данного театра…

– Ах вот оно как! – хищно улыбнулся помощник пристава, но антрепренёр продолжил:

– А еще имею честь служить мировым судьей, поэтому о вас, Игнатий Иванович, я наслышан, хотя и не имел удовольствия быть знакомым лично.

От Черкасова не укрылось, как ненавязчиво Прянишников поставил Шалыгина на место. Улыбка мигом увяла на лице помощника пристава, превратившись в кислую маску подобострастности. Шалыгин мог бы орать на какого-то там хозяина театра, но вот ссориться с мировым судьей в его планы явно не входило.

– Осмелюсь заметить, что эта, как вы выразились, «девка», которую вообще-то зовут… – штабс-капитан осекся. – Звали Татьяной Георгиевной, являлась моей актрисой, поэтому покойную я знал очень хорошо, и никаких указаний на ее душевное неспокойствие или самоубийственные наклонности я не припомню. Уверен, другие члены труппы скажут вам то же самое, когда вы найдете время с ними переговорить.