Затем, не спросив ни когда будут готовы сапоги, ни сколько будет стоить работа, Крестовская быстро вышла из мастерской сапожника.

Вечер 2 января 1942 года, около 20.00

Дверь ночного заведения распахнулась с резким стуком, выпустив наружу белые хлопья пара. Два немецких офицера высокого ранга появились в проеме.

Они были сильно пьяны, едва держались на ногах, и, чтобы не упасть, одновременно вцепились и в друг друга, и в косяк распахнутой двери. Вместе с белым паром жарко натопленного помещения на мороз вырвался тяжелый запах алкоголя. Он был настолько сильным, что казалось, офицеры просто обливались водкой!

Когда немцы застряли в дверях, к ним тут же подбежал услужливый швейцар заведения.

— Господа, господа… желаете такси?

— Который час? Время! — на ломаном русском рявкнул один из офицеров, схватив старика за грудки и рывком подтянув к себе.

— Восемь вечера, — пробормотал испуганный швейцар.

— Вина! Пойдем еще выпьем! — толкнул немец друга в плечо.

— Будет вам, Франц, — второй, все же более уверенно стоящий на ногах, оторвал его руки от старика-швейцара.

— А почему нет? Сегодня хочу пить, гулять! Такой день!

— Хватит уже. Не орите на всю улицу! Вы забываете, что здесь везде уши, — благоразумно и тихо сказал второй немец.

— Партизаны,……! — грязно выругался на немецком Франц. — Вот где они все у меня будут после сегодняшнего дня! Вот где! — потряс кулаком.

— Завтра вы им обязательно покажете, — сказал благоразумный друг, — а сейчас пора отправляться домой.

— Вы правы, — неожиданно быстро согласился Франц. — Где мой денщик?

— Машину господина офицера! — скомандовал швейцару друг Франца.

— Сию минуту, господа! Секунду, — засуетился старик.

Он выбежал из дверей ресторана в переулок, и буквально через несколько секунд прямо к дверям заведения подъехал большой черный автомобиль. Не заглушив двигателя, остановился возле входа. Дверцы распахнулись.

— Не поеду! — вдруг завозмущался Франц, делая шаг назад. — Я хочу еще выпить! Хочу вина! Не буду уезжать!

— Франц, никто не пьет вино после водки, даже русские! — укоризненно произнес второй офицер.

— А я хочу вина! — снова заупрямился Франц.

Но вместо ответа друг силой запихнул его на заднее сиденье. Затем сел рядом. Дверца захлопнулась. Швейцар скрылся в дверях ресторана. Машина покатила вниз по Дерибасовской.

Но отъехала она недалеко. Взрыв, страшный, жуткий взрыв оглушил ночную улицу, ворвался в небо ярким сполохом жарко-алого пламени и тут же заполнил весь воздух грохотом разбитых стекол, железным скрежетом, людскими воплями…

Автомобиль, в котором ехали немцы, превратился в пылающий факел. Изнутри вдруг вывалилось человеческое тело, охваченное пламенем.

Человек со страшными воплями покатился по мостовой. В воздухе вдруг разлился жуткий запах горящей людской плоти. Было слышно, как в пламени лопается живая человеческая кожа… Вопли человека были страшными. Наконец он затих.

Абсолютно из всех заведений, расположенных на Дерибасовской, вывалились люди. А к месту страшного происшествия со всех ног бежали солдаты. Но было поздно. В темноте догорал остов автомобиля, и было абсолютно понятно, что люди, ехавшие в машине, мертвы. Двое офицеров и водитель-денщик стали пеплом.

Через два часа заведение, из которого вышли офицеры, было полностью оцеплено и обыскано. С особым пристрастием допрашивали швейцара. Избитый старик дрожал в директорском кабинете.