— Я шел. Я все время шел. — И закрыл глаза.
Она хотела поддержать его, но ей удалось лишь смягчить его падение. Он крепко спал, и она не могла его разбудить. Стащила с него мокрый плащ и пиджак. Рубашка оказалась на удивление сухой. Кэтрин добавила два полена в огонь. Пыхтя от усилий, дотащила Уолтера до кушетки. Поднять его было неимоверно трудно, почти невозможно. У него оказались ужасно тяжелые ноги. Но в конце концов ей это удалось. Она ослабила узел на его галстуке, достала одеяло и набросила на него. Расстегнув ремень на поясе, сначала натянула одеяло ему до подбородка, потом вернулась к ногам, сняла ботинки и мокрые носки. Затем крепко ухватилась за брючины и стала стаскивать с него брюки, что тоже стоило ей немалого труда. Поправив одеяло, чтобы голые ступни не торчали наружу, развесила его одежду для просушки у камина, села на другом конце маленькой комнаты и стала смотреть, как он спит. Комнату наполняли запах сырого дерева и звук его тяжелого дыхания. Кэтрин ни о чем не думала, просто смотрела на него. Было одиннадцатый час.
В четыре часа утра он заворочался, забормотал. В камине тлели угольки. Стало холодно.
Уолтер сел и стал тереть ладонями лицо. Потом со стоном открыл глаза и увидел ее.
— Кэтрин… Какого черта… — И снова застонал, повалился обратно на кушетку.
— Хотите выпить кофе?
— Хочу, но не знаю, смогу ли. Я ужасно себя чувствую. Помню, что шел под дождем, переходил из бара в бар. Как я здесь очутился?
— Вы пришли сюда. Я вас впустила, а потом вы… уснули.
— Боже! Какой кошмар! Со мной никогда такого не было. Который час?
— Четыре утра.
Она подошла к камину, пощупала его одежду.
— Все высохло, но хорошо бы еще погладить.
— Какой кошмар! Кэтрин, мне очень стыдно.
— Ну что вы.
— Мне нужно идти.
— Дождь еще не кончился.
— Ничего не поделаешь. Нужно идти.
Он снова сел, растирая лицо. Щетина захрустела под пальцами. Она подошла и села рядом с ним на кушетку. Он удивленно посмотрел на нее. Кэтрин нежно толкнула его в грудь.
— Ложись обратно, Уолтер.
— Но…
— Твоя жена будет беспокоиться?
— Не думаю. Я прихожу и ухожу. Она не обращает внимания.
Он лег и нахмурился.
— Ты знаешь, зачем ты сюда пришел, не правда ли?
— Даже не помню, как я сюда пришел!
— Но ты знаешь зачем.
Он помолчал.
— Наверное, знаю, Кэтрин. Но это бред. Это не к добру. Это глупо и опасно для нас обоих.
— Ты никуда не пойдешь.
Он снова сел.
— Нет. Я…
— Я знаю, что говорю, и знаю, что делаю.
Он посмотрел на нее долгим взглядом и закрыл глаза.
Ее рука нащупала его руку, и они крепко держались за руки в тишине, будто двое незнакомых людей, чудом уцелевших после какой-то ужасной катастрофы.
Когда это началось, им стало трудно работать. Они оба знали, как опасны служебные романы, и не позволяли себе ничего в офисе. Они стали меньше успевать, но потом, когда привыкли жить с этим новым ощущением близости, дела пошли даже лучше, чем прежде. Две или три ночи в неделю он проводил у нее. Его вещи занимали теперь один ящик комода и одну из полок шкафа. Она научилась готовить его любимые блюда. Ходить куда-либо вдвоем они не решались. Он купил в квартиру музыкальный центр, удобные стулья, посудомоечную машину и мусорное ведро.
Более трех лет они не могли насытиться друг другом. Иногда в офисе она мельком видела его профиль, линию подбородка, или его широкую спину, когда он отворачивался, или большую ладонь, лежащую на краю стола. |