|
И бросили пакет в воду. Назад мы вернулись еще быстрее. Отцу сказали, что провожали Каролину. На следующее утро он был весь разбит… не мог даже выпрямиться. Еще по крайней мере неделю мама убирала двор сама. * * * Бабушка очень не доверяла всевозможным затеям с Выставками. Одна из них, в 1882 году, только повредила мелкой торговле, ибо вынудила всяких идиотов тратить деньги на пустяки. От этой шумихи, волнений и суматохи осталось только две или три больших площадки, так заваленных строительным мусором, что и через двадцать лет никто не хотел его убирать… Не говоря уже о двух эпидемиях, которые ирокезы, дикари, черные, желтые и коричневые завезли из своих стран. Новая Выставка наверняка будет еще хуже. Не обойдется без холеры. Бабушка была увере-на в этом. Покупатели уже стали экономить, они припасали карманные деньги, отговаривались и кривлялись, ждали, когда «начнется»! Грязная банда отвратительных крикунов. Мамины серьги уже не покидали ломбард. – Если бы нужно было заставить крестьян уйти из деревни, им предложили бы бал в Тро-кадеро!.. Там хватит места для всех! Они не остановились бы перед тем, чтобы ради этого пол-ностью разрушить город и перекрыть Сену!.. Но подобная авантюра не стоит таких затрат! Нет! Вот какие доводы приводила Бабушка Каролина. Как только она ушла, отец сразу начал ломать себе голову и гадать, что она хотела сказать этими горькими словами… Он обнаружил скрытый смысл… личные намеки… Что-то вроде угрозы… Он сразу решил защищаться… – Я запрещаю рассказывать ей о моих делах!.. Выставка? Клеманс, знаешь, что я тебе ска-жу? Это предлог! Чего добивается твоя мать? Хочешь знать? Я это почувствовал с самого нача-ла. Нашего развода!.. Вот!.. Потом он указал на меня, я сидел в углу, неблагодарный! Маленький скрытный иждиве-нец… Ради которого стольким жертвовали… Я… с дерьмом на заднице… Мои фурункулы… и огромное количество обуви, которая мне нужна… Я был здесь!.. Все это касалось меня, я всегда был козлом отпущения… – Ах! Господи Боже мой! Если бы только его не было! Ах! Какой кошмар? Ну и ну! Уфф! Ах! Я уверяю тебя, что это нужно было сделать уже давно!.. Очень давно! Ни секунды более! Ты слышишь? Сейчас же! Черт побери! Если бы не было этого сопливого дерьма! Она бы не лезла к нам! Я-то знаю! Развод! Ах! Развод!.. Он корчился в судорогах. Становился похожим на дьявола, совсем как в кино, и к тому же ругался… – Ах! проклятый сволочной бордель! Свобода! Ах! Самоотверженность? Да! Отречение? Да! Лишения? Ах! Ах! Все! Все! Все! Все и всегда только ради этого дерьмового выродка! Ах! Ах! Свобода! Свобода… – Он исчезал за кулисами. Бил себя в грудь, и глухие звуки раздавались все громче. При одном слове «развод» моя мать начинала биться в конвульсиях… – Но я делаю все что могу, Огюст! Ты же прекрасно знаешь! Я разрываюсь на части! На десять частей! Ты же видишь! Все будет хорошо! Я клянусь тебе! Я тебя умоляю! Когда-нибудь мы будем счастливы втроем!.. – Я тоже делаю все, что могу! Хо! Ах! – отвечал он надменно. – Сколько можно! Она целиком предавалась своему горю, это уже напоминало потоп. – Он будет порядочным человеком! Увидишь! Клянусь тебе, Огюст! Не нервничай! Позже он все поймет!.. Он тоже будет делать все, что сможет… Он будет, как мы! Он будет таким, как ты! Увидишь! Он будет, как мы!.. Да, малыш?.. * * * Мы снова отправились на доставку. Мы видели, как на углу площади Конкорд сооружают огромные монументальные ворота. Они были так изящно и искусно сделаны, все в разных завитках и безделушках снизу доверху, что напоминали гору в подвенечном платье. Каждый раз, когда мы проходили мимо, мы видели, как мастерят что-то новое. |
