|
Мы пошли самой короткой дорогой… К рынку Сент-Оноре. Дома мы первым делом выпили на кухне всю воду. Сразу же пришли соседи: Визьо, наш марсовый, торговец парфюмерией из 27?го, перча-точница мадам Грата, Дориваль, кондитер, месье Перукьер, им не терпелось узнать новости, по-слушать наши рассказы… Обо всем… Везде ли мы были?.. Не потерялся ли я?.. Сколько потра-тили?.. У каждого турникета?.. Папа рассказывал все с тысячами подробностей… самых точных… и незначительных… Моя мать была довольна, она чувствовала себя вознагражденной… В кои-то веки Огюста все уважают… Она гордилась им… Он выпятил грудь. Его все слушают… Она понимала, конечно, что это вранье… Но в этом и заключается образованность… Она страдала не зря… Она доверяла ему свою судьбу… Он умен… Сейчас это особенно заметно. Остальные придурки слушали, рас-крыв рты… От восхищения. Отец возводил перед ними виденье за виденьем так же легко, как дышал… В нашей лавке появилось что-то волшебное… Газ потух. Он один развертывал перед нами представление в ты-сячу раз более удивительное, чем четыре дюжины выставок… Его не устраивало газовое осве-щение!.. Только свечи!.. Наши знакомые, владевшие пунктом проката, принесли свечи, найден-ные на антресолях. К нам стали захаживать каждый вечер, чтобы послушать отца, и все просили рассказывать и рассказывать… Его авторитет ужасно возрос… Никто никогда не слышал ничего подобного. А Меонша под конец заболела… противоречивые чувства переполняли ее… Ей передавали все, каждое слово… Примерно на пятнадцатый вечер она не выдержала… Она вышла совсем одна и прошла через Пассаж… Ее можно было принять за привидение… В ночной рубашке. Она постучала в нашу витрину. Все обернулись. Она не сказала ни слова. И приклеила бумагу, на которой было написано коротко большими печатными буквами: «ВРАЛЬ»… Все рассмеялись. Очарование было разрушено… Все разошлись по домам… Отцу больше было нечего сказать… * * * Гордостью нашей лавки был круглый столик на одной ножке времен Людовика XV, он стоял посередине, единственная вещь, в подлинности которой мы были уверены. К нему часто приценивались, но мы не спешили его продавать. Нам нечем было бы его заменить. Бретонте, наши знакомые клиенты из Пригорода, приметили его уже давно… Они попро-сили одолжить его для театральной постановки, они ставили в своем особняке комедию вместе с другими представителями высшего общества. Они дружили с Пинезами, и с Курманшами, и с Доранжами, у которых были совершенно косоглазые дочери, и со многими другими, кого так или иначе тоже можно было считать нашими клиентами… Жирондэ, Камадур и де Ламбист, родственники послов… Сливки общества!.. Все это должно было состояться в воскресенье. Ма-дам Бретонте была уверена, что их постановка будет иметь большой успех. Она раз десять приходила к нам в магазин и приставала… Мы не могли ей отказать, к тому же это было с благотворительной целью. Чтобы с нашим столиком ничего не случилось, мы сами отвезли его утром на фиакре, за-вернув в три одеяла. Мы пришли точно в назначенное время, чтобы занять три места, три табу-ретки, рядом с выходом. Занавес еще не подняли, но все было восхитительно, дамы в роскошных туалетах шушука-лись и обмахивались веерами. От них одуряюще пахло… Моя мать узнавала на них все досто-примечательности своего магазина. Болеро, кружевные брыжи, из коллекции «Шантильи». Она даже помнила, что сколько стоило. Она восхищалась фасонами… Как эти кружева им к лицу!.. Как все это им идет!.. Она сияла. Перед тем как выйти из лавки, меня предупредили, что, если я буду распространять запахи, меня скрутят прямо во время спектакля. Я подтерся так основательно, что все возможные источники запахов были перекрыты. |
