|
Карты хлопали как затрещины. Дочери Доранж за спиной своего отца ужасно косили. Матери, жены – каждая болела за своего. Они скорчились на стульях у стены, затаив дыхание. Игроки поменялись местами. На столике скап-ливались деньги… Груда увеличивалась… Старый Круан обеими руками вцепился в столешни-цу… Куча перед Пинезами все увеличивалась, раздувалась… как живое существо… От этого они даже побагровели… Бретонте напротив… Они проигрывали… Были совсем бледные… пе-ред ними не оставалось больше ни одного су… Мой отец тоже побледнел. Я спрашивал себя, что он сейчас предпримет! Мы уже по меньшей мере два часа ждали, когда это кончится… Они совсем забыли про нас… Вдруг Бретонте выпрямились… Они предлагали новую ставку… Свой замок в Нормандии! Они во всеуслышание заявили об этом… На три карточных тура!.. Выиграл маленький Круан… Но нельзя сказать, что у него был очень довольный вид… Отец семейства Бретонте встал снова… Он прошептал: «Я ставлю особняк!.. Особняк, в котором мы находимся!..» Мою мать как будто громом поразило… Она подпрыгнула, как пружина… Отец не успел ее удержать… Прихрамывая, она взобралась на сцену… Очень взволнованным голосом она сказала азартным игрокам: «Месье, медам, нам с мальчиком нужно уходить… Ему уже пора спать… Мы забираем наш столик…» Никто не стал возражать. Они просто потеряли голову… И смотрели перед собой пустыми глазами… Мы взяли наш столик… И стремительно унесли его… Мы боя-лись, что о нас вспомнят… Дойдя до моста Сольферино, мы ненадолго остановились… Чтобы передохнуть… Много лет спустя отец пересказывал все это… с неподражаемой мимикой… Моя мать пло-хо переносила этот рассказ… Он напоминал ей о слишком сильных волнениях… Отец пока-зывал очень точно место на самой середине столика, откуда, как мы видели, улетучивались миллионы и миллионы, честь семейства и замки. * * * Бабушка Каролина потихоньку учила меня. Все же наконец я научился считать до ста и даже стал читать лучше, чем она. Мы уже дошли до таблицы умножения. Это было перед посту-плением в школу. Выбрали начальную школу на улице Женер, в двух шагах от нас, сразу за перекрестком Фран-Буржуа. Пройдя по длинному коридору, мы попадали в класс. Окна его смотрели на маленький дворик, огороженный такой высокой стеной, что неба не было видно. Двор огородили черной жестью, чтобы мы не глазели на улицу. Мы должны были заниматься только домашними зада-ниями и не беспокоить преподавателя. Я с трудом узнал бы его, я помню только его очки, длин-ную трость и манжеты. Восемь дней Бабушка сама водила меня туда, на девятый я заболел. В середине дня меня привела домой уборщица… Когда я пришел в лавку, у меня началась рвота. Я чувствовал, как по моему телу проходят волны лихорадки… разливается такой сильный жар, что мне казалось, это уже не я. Было бы да-же приятно, если б меня так не выворачивало. Моя мать сперва не принимала всего всерьез, она думала, что я просто объелся конфет… Но это было на меня не похоже… Она умоляла меня удерживать рвоту. В лавке было полно народу. Когда она вела меня в уборную, она боялась, что я запачкаю ей кружева. Мне становилось все хуже. Я наблевал целую раковину. Моя голова на-калилась. Я не мог больше сдержать веселья… Развлечения, шалости стучали у меня в висках. У меня всегда была большая голова, гораздо больше, чем у других детей. На меня никогда не налезали их береты. Мама вдруг вспомнила этот ужасный факт, пока меня рвало… Она начи-нала волноваться все больше. «Послушай, Огюст, а вдруг у него менингит? Вот повезло-то!.. Нам только этой неприят-ности не хватало!.. Тогда уж действительно будет полный букет!. |
