|
От Кардиффа суденышко с трудом пробивалось сквозь шторм… О его борта бьется водя-ная пыль и пена… Оно сопротивляется… Его относит к молу… Наконец море немного успокаи-вается, натиск его ослабевает, можно пройти в устье… Подходя, оно от напряжения дрожит всем корпусом, волны все еще преследуют его. Оно ворчит, хрипит на всех парах. Его снасти взвизгивают под порывами ветра. Дым стелется по гребням волн, отлив тащит его к дамбам. Сейчас уже можно разглядеть Каске, судно вошло в узкий пролив… Во время отлива об-нажились маленькие скалы… Показались две одномачтовые яхты… Приближается развязка, нельзя терять ни минуты… Все взволнованы, сгрудились в одном месте на полу у колокола, подающего сигнал тревоги… Все рассматривают происходящее в бинокли… Один из соседей уступает нам свой. Порывы ветра становятся такими сильными, что невозможно открыть рот. Все уже задыхаются… Ветер вздувает море… оно осыпает брызгами прожектор… поднимается до самого неба… Мой отец нахлобучивает фуражку… О возвращении думать еще рано… Три рыбацких судна без мачт достигают берега… Их гудки раздаются в глубине фарватера… Они окликают друг друга… Сталкиваются веслами… Мама беспокоится, поджидая нас в «Мышке», кабачке, где собираются торговцы дарами моря… Она почти ничего не продала… Мы говорим только о дальних путешествиях. * * * Мой отец хорошо плавал, он был просто помешан на купаниях. Я же не очень любил ку-паться. Пляж в Дьеппе был не ахти какой. Но отпуск есть отпуск! К тому же здесь я стал еще грязнее, чем в Пассаже. В «Синице» у нас был один тазик на троих. Я никогда не мыл ноги. От меня уже воняло почти так же, как от раковины. Для купания требовалось немалое мужество. Вспененный, вставший дыбом, полный сотен тысяч мелких камней, ревущий гребень разбивается о берег и тащит за собой. Продрогший трясущийся ребенок едва удерживается на ногах… Целый град булыжников обрушивается на меня среди пены и водяных хлопьев. Под обстрелом камней голова содрогает-ся, втягивается в плечи… Каждая секунда кажется последней… Мой отец в полосатой майке между двух ревущих стен надсаживается от крика. Он появляется передо мной… Отплевывает-ся… ругается… Новый вал переворачивает его, тащит назад, ноги мелькают в воздухе… Он дрыгает ими, как лягушка… Ему уже не подняться, он сломлен… Тут мне в грудь летит новый залп гальки… Я сгибаюсь… Тону… Ужас. Я сметен волной… меня выбрасывает к ногам мате-ри… Она пытается схватить и удержать меня… Но новая волна вырывает меня и уносит. Она дико вопит… Сбегается весь пляж… Но все усилия напрасны… Купальщики взволнованы… Меня то тянет в глубину, то выносит, я хриплю и задыхаюсь… Как вспышки, мелькают люди, обсуждающие мое бедственное положение… Разноцветные: зеленые… голубые, призрачные, желтые… лимонные… меня разрывает на части… Я уже ничего не вижу… Меня душит спаса-тельный круг… Выбрасывает на скалы, как кашалота… Мне в рот льют лекарства, растирают арникой… Я весь горю под повязками… Проклятые растирания… Я связан по рукам и ногам тремя пеньюарами… Все вокруг говорят… Что море слишком неспокойно для меня! Прекрасно! Хватит! С меня довольно!.. Это была жертва… Ради очищения… * * * Прошло уже целых десять дней. На следующей неделе все завершится. Мой отец вернется в контору. Стоит об этом подумать, как начинает болеть живот. Нельзя терять ни минуты. Торговля идет так вяло, что мы вдруг впадаем в настоящую панику и отваживаемся на пу-тешествие… Решено ехать в Англию… Предстоящее возвращение лишает нас рассудка… и тол-кает на крайности… Выезжаем с восходом солнца сразу после кофе с молоком… Остатки бабушкиных сбере-жений… все равно!. |
