|
. половины уже нет!.. Мы пришли на корабль задолго до отплытия… Удобные места, почти у форштевня… Пре-красно виден весь горизонт… Я должен был первым заметить чужой берег… погода стояла не-плохая, но как только мы отошли от берега и потеряли из виду маяк, начинается качка… Она все усиливается, это уже похоже на настоящее плавание… Моя мать цепляется за поручни… Ее первую рвет на палубу… На мгновение ей становится легче… «Займись ребенком, Огюст!» – стонет она… Этого было достаточно, чтобы силы снова покинули ее… Остальные тоже корчатся в неестественных позах… над бортами и релингами… при такой болтанке можно блевать не стесняясь, не обращая ни на кого внимания… Единственный туа-лет… Сразу четверо, обалдев от рвоты и вцепившись друг в друга, уже забились туда… Море все раздувается… После каждого толчка, подъема на волну, следует целый залп блевотины… При спуске по меньшей мере еще двенадцать, только более обильных, более насыщенных… Ураганный ветер срывает промокшую вуаль с моей матери… и затыкает ею рот дамы на другом конце палубы… корчащейся в рвотных судорогах… Никакой стойкости! Извергается все!.. кон-фитюры… салат… телятина с грибами… кофе со сливками… рагу!.. Стоя на коленях на палубе, моя мать силится улыбнуться, у нее течет слюна… – Вот видишь, – говорит она, – при носовой качке… ужасно… Вот видишь, Фердинанд, у тебя в желудке еще остался тунец!.. Попробуем еще раз вместе. Буа!.. Буа!.. Она ошиблась! это блинчики!.. Думаю, что с таким же успехом я мог бы выдать и жареный картофель… без особых усилий… Просто вывернув свои внутренности и извергнув их на палубу… Я стараюсь… лезу вон из кожи… Еще одна попытка… огромный вал обрушивается на бортовое ограждение, гро-хочет, заливает, сбивает с ног, откатывается, сметая все с нижней палубы… Пена бурлит, клоко-чет, перемешивается с блевотиной… Опять начинается рвота… При каждом погружении ты расстаешься с душой… при подъеме она возвращается в потоке слизи и вони… соленая, стекает по носу, это выше человеческих сил!.. Какой-то пассажир просит пощады… Божится, что уже пуст!.. Напрягается изо всех сил!.. И все-таки выдает малину!.. Он с испугом уставился на нее… Он намерен выблевать оба глаза… И прилагает к этому усилия… Изгибается дугой у рангоута… Старается блевать через все отверстия… Мама падает на перила… Она вся изблевалась… Из нее вышла морковка… кусочек жира… и целый хвостик барабульки… Наверху, рядом с капитаном, блюют пассажиры первого и второго класса, они наклоняют-ся, и все это летит на нас… При каждом подъеме на волну на нас льется настоящий поток, летят целые куски пищи… нас хлещет объедками… кусками тухлятины… Все это разносится поры-вами ветра… красуется на вантах… Вокруг ревет море, клокочет пена… Отец, затянув под под-бородком ремешок фуражки, дает нам советы… расхаживает взад-вперед, ему везет, у него мор-ская душа!.. Он советует нам еще сильнее согнуться… поползать… Появляется какая-то пассажирка… Она, качаясь, идет прямо к маме… устраивается поблевать… Тут же подбегает песик, ему так плохо, что он гадит прямо ей на юбку… Он переворачивается, показывая нам живот… Из уборной доносятся ужасные крики… Те четверо, что заперлись там, не могут боль-ше ни блевать, ни мочиться… даже посрать… Они тужатся над очком… Вопят, как будто их убивают… А ураган все усиливается, напряжение возрастает, судно снова погружается… про-валивается в бездну… в зеленую мглу… Оно все истрепано… У нас в брюхе снова переворачи-ваются внутренности… Какой-то наглый приземистый тип прямо перед нами помогает своей супруге блевать в ба-чок… Он подбадривает ее… «Давай, Леони!. |
