|
Кому нужно знать о причитаниях старой женщины и о том, что именно тогда, видя ее слезы, он впервые ощутил на горле петлю смертной тоски. Вальтер рассказал о другом: как ссорились Дитрих и командир отряда, выбирая путь к конечной цели. Им нужно было добраться к станции Лейпциг — крупному железнодорожному узлу и расположенному поблизости большому мосту. Мост взорвать, станцию и пути разрушить. Дитрих предлагал идти через русские деревни Базаровку, Балабановку, Новониколаевку, Макарьевку и другие. Этот путь был самым коротким. «Безоружные крестьяне, запуганные янычарами, нам не страшны», — доказывал он. Но сухопарый офицер надменно обрывал его фразой: «Здесь за все отвечаю я!», и диктовал свой маршрут — немецкие колонии Нейфельд, Софиенталь, Постель, Бенкендорф… «Больше времени, но крепче тыл,» — сказал он, прекращая спор. Поначалу казалось, что он прав. В первых колониях десант встречали радостно, торопились помочь во всем. Но потом хозяина одного хутора со всей семьей пришлось запереть в сарае. А другой колонист встретил их у границы своего хозяйства с ружьем и сказал: «Проходите мимо…» Он был один против отряда, но сурово сжатые губы худого старика и пронзительные глаза заставили командира скомандовать: «В обход!» А ночью, после двух суток пути, Дитрих разбудил Вальтера. Они спали в одном из окраинных домов немецкого местечка Розенфельд. Перешагнув через двоих спящих, юноша вышел вслед за другом в соседнюю пустую комнату.
— Я ухожу, — прошептал ему Дитрих. — Советую тебе сделать то же, прямо сейчас. Вальтер, ничего не понимая, смотрел ошарашено. И тот объяснил: — Утром мы отсюда не уйдем, нас уже берут в кольцо. Они оба непроизвольно глянули в окно. По небу быстро и низко бежали клочковатые тучи, скрывалась и вновь появлялась луна. Ветер взрывался порывами, но больше ничего тишину не нарушало. Дитрих шептал с ненавистью, и Вальтер понял, что он говорит о командире: — Индюк! Такую операцию погубил! Но я пропадать не намерен. Один проскользну. — И вдруг быстро закончил: — Прощай, я тебя предупредил! Бесшумно открыл окно, бесшумно перепрыгнул… А Вальтер до утра просидел в этой комнате, на стуле, не решаясь ничего сделать. Он не мог не верить Дитриху, но и поверить не мог: у дома и по краям деревни стояли часовые, покой царил вокруг… Немцы и турки были настигнуты двое суток спустя после высадки — Дмитрий читал в прошлогодних газетах об этом. — Я все-таки сумел уйти, спастись, — рассказывал ему арестант, приподнявшись на кровати и опираясь спиной о подушку. — Наверное благодаря тому, что был заранее предупрежден и не захвачен врасплох, как остальные. К себе на хутор или в город возвращаться побоялся, имя изменил. Назваться русским не рискнул — акцент выдает. Остался немцем, любимого героя взял имя… Он улыбнулся мгновенной беспомощной улыбкой. Митя молчал, переживая услышанное. И, словно угадывая его мысли, больной спросил: — Вы говорили, что были соседи с Женею? Она нравилась вам? С таким волнением и просьбой смотрели на него глаза юноши, что у Дмитрия перехватило спазмою горло. Он кивнул. Взгляд его собеседника сразу успокоился, смягчился. — Она была очень хорошей, — сказал он. — Это я погубил и себя, и ее. Единственный брат, единственный родной человек! На все была для меня готова. А тот, — он скрипнул зубами, — шантажировал ее, мною шантажировал. Знаете, я думаю, он тогда вернулся в Аккерман и виделся с Женей. Наверное, даже помог ей скрыться. Иначе, как бы узнал и город, куда она уехала, и ее новое имя… — А вы-то, — спросил Дмитрий, — почему сразу узнали сестру, как только я назвал? — Радзилевская Ванда была лучшей подружкой сестры, одноклассницей. |
