— Об Акрском рубаке? Ничё. Нихто ничё не знат и нихто ничё не грит.

— Чушь. Ты говоришь мне, что после четырех убийств с кастрацией в Акре никто не имеет понятия, кто так с ними обошелся и почему? Ты это брось, Визгун, я не вчера родился.

— Я тож, миста Питт. И я ничё не хочу об ентом знать. Я куды больше боюсь того, хто енто исделал, чем даж ты! Твои приходы сюды — ерунда. Бог свидетель, они мешают мене и мешают бизнесу, и некоторые из вас иногда такие злючие! Но вы не безумцы — уж по-всякому, не носитесь с ножами по улицам и не выделываете такое! Я, мобыть, понимаю, с чего один человек убивает другого, с головой у мене порядок. Но ентого не понимаю и думаю, нихто не понимает!

Питт наклонился вперед, чуть не свалившись с ящика.

— Тогда помоги мне найти его, Визгун. Помоги избавиться от него!

— Ты хошь его вздернуть! — Визгун скорчил гримасу. — Я ничё не знаю и не хочу знать! Нет смысла спрашивать меня, миста Питт. Он не один из нас.

— Тогда кто эти чужаки? Какие новые люди появились в Акре?

Визгун покачал головой.

— Да откуль мене знать? Мобыть, он приходит тока ночью. Мобыть, он и не человек вовсе. Я думаю, нихто ничё об ентом не знает. Ни сутенеры, ни нищие, ни воры, которых я знаю, ничё такого ни в жисть не сделают… И те известно, шо такие, как мы, на мокруху не идем. Я художник, вот хто я есть. Какое там насилие! Только руки попорчу, а мене ими работать! — Он выразительно пошевелил пальцами, словно пианист. — Никода, — добавил он, подводя черту.

Питт смотрел на все это с улыбкой. Против своей воли он верил Визгуну. И все же предпринял еще одну попытку.

— А как насчет Амброза Меркатта? Макс забирал его бизнес.

— А то, — согласился Визгун. — У его получалось лучше, сечешь? Амброз, в натуре, мерзкий маленький ублюдок, когда злицца, енто те скажут его девки. Но он не псих! Если б хто поставил Макса на перо, а потом упрятал под воду или отправил плыть по течению, я бы сказал — да, енто Амброз, и к гадалке не ходи. — Визгун пожевал губу. — Но вы бы никода его не нашли. Макс бы просто ищщез, и вы ентого и не заметили бы. Тока дурак и псих привлекают к себе внимание, разрезая людей на куски и оставляя в канавах, где об них спотыкаются. — Его топорщащиеся брови поднялись. — Я спрашиваю тя, миста Питт, теперича, кода какой-то дурак оставляет труп перед приютом, в котором живут старухи, у его все в порядке с тыквой?

— Амброз предлагает детей в своем борделе, Визгун?

Тот скорчил гримасу.

— Мне енто не нравится. Енто грязно, во как. Нормальный мущщина хочет нормальную бабу, а не испуганного ребенка.

— Предлагает, Визгун?

— Хосподи! Откуль я знаю? Ты думаешь, у мене есть такие деньги?

— Предлагает, Визгун? — настаивал Питт, его голос стал жестче.

— Да! Использует! Маленький жадный гад! Поди и повесь его, миста Питт, все будут тока довольны! — От отвращения Харрис плюнул на пол.

— Спасибо. Очень тебе признателен. — Питт поднялся, и ящик под ним развалился.

Визгун посмотрел на обломки и тяжело вздохнул.

— Не след тебе на его садицца, миста Питт. Ты больно тяжек. А теперь, вона, гля, шо наделал! Я должен взять с тебя за поломку, ага!

Питт достал шестипенсовик и протянул Визгуну.

— Не хочу оставаться у тебя в долгу.

Харрис замялся, не донеся монету до рта.

Мысль о том, что Питт будет у него в долгу, очень ему понравилась, даже искушала. Но шестипенсовик лучше долга, о котором инспектор с его дырявой памятью мог и забыть.