— Если ты представляешь себе, что сумеешь изменить основной инстинкт человеческой природы с помощью закона, пусть и принимаемого с самыми добрыми намерениями, то тебе место на кафедре маленького городка, где ты сможешь угощать чаем и утешать незамужних набожных леди, не принося этим никакого вреда. Здесь, в более искушенном обществе, ты смешон!
Тирада супруги уколола его. Не просто жестокая, но несправедливая. Да и говорил он совсем о другом.
— Применительно к убийству Берти Эстли использовались многие слова, — резко ответил он. — Но ты первая, выбравшая термин «искушенный». Эта аллюзия, уместность которой до меня не доходит.
На щеках Огасты затеплился румянец. Муж сознательно не желал понимать ее, и это ей не понравилось.
— Я не жалую сарказм, Брэндон. Кроме того, тебе недостает остроумия, чтобы успешно им пользоваться. Берти Эстли — жертва какого-то психа, творящего все эти безобразия. С какой целью он там оказался, мы, вероятно, никогда не узнаем, да и не наше это дело. Я уверена, что похоронят его с миром, и семья будет должным образом скорбеть о нем. Это крайне бестактно — напоминать кому-либо об обстоятельствах его смерти. Я полагаю, джентльмен так не поступает.
— Тогда нам пора иметь поменьше джентльменов и побольше полиции, или кто там требуется, чтобы навести порядок! — рявкнул генерал. — Я, к примеру, не желаю видеть, чтобы в Лондоне появлялось все больше изуродованных трупов.
Огаста устало посмотрела на него.
— Джентльменов у нас и так мало. Хотелось бы, чтобы их число увеличивалось, а не уменьшалось!
Она повернулась и вышла, оставив генерала с ощущением, что спор он проиграл, несмотря на тот очевидный факт, что правота на его стороне.
На следующий день Кристина приехала на ленч к родителям, но отказалась поехать с Огастой в гости. И Балантайн оказался в гостиной наедине с дочерью. Камин пылал, комнату заполняли приятное тепло и мерцающий свет. Все казалось таким знакомым и неподвластным времени, словно перенеслось сюда из лет его юности и даже детства, когда теплые чувства воспринимались как само собой разумеющееся.
Он откинулся на спинку кресла и смотрел на Кристину, которая стояла у круглого столика на резных ножках. Красивое лицо: изящные черты, полные губы, широко посаженные глаза, сверкающие волосы, фигура, как у девушки, в модном платье. Странная смесь ребенка и женщины… может, в этом причина ее очарования? Конечно же, ей хватало воздыхателей и до Алана Росса. И, если судить по тем балам и званым обедам, на которых он видел ее, недостатка в них она не испытывала и сейчас, даже если они вели себя более скромно.
— Кристина?
Она повернулась и посмотрела на него.
— Да, папа?
— Ты знала сэра Бертрама Эстли, не правда ли, — он обошелся без вопросительных ноток, потому что не принял бы отрицательного ответа.
Дочь стояла лицом к нему, когда говорила, но при этом разглядывала кружевную салфетку, которая лежала на столике. Тема тривиальная, не стоящая того, чтобы затевать разговор.
— Немного. В светском обществе время от времени приходится встречаться со всеми. — Она не полюбопытствовала, почему он упомянул Берти.
— Каким он был человеком?
— Приятным в общении и обходительным, насколько я могу судить, — ответила Кристина с легкой улыбкой. — Но очень обыкновенным.
Говорила она с такой уверенностью, что генерал не мог не поверить ей. И однако, он знал, что вращается она в кругах, где кротость и бесхитростность не в цене. В ее возрасте он был куда более наивным… возможно, и теперь ничего не изменилось?
— А как насчет Бью Эстли?
Она на мгновение замялась. К щекам прилила кровь, или причина в отблесках каминного огня?
— Обаятельный, — ответила она бесстрастным голосом. |