В том-то и заключается разница между юной Валентиной и взрослой Вэл. Гудение больше не может обмануть ее, отвлечь или сбить с пути. Ей известно, кто она такая, и никто не способен это оспорить.
– Верни мне друзей, чтоб тебя! – рычит она, пробивая дыру во тьме.
Девятнадцать
Картинка разлетается вдребезги, фоновый гул усиливается до разъяренного рева статических помех. Земля шатается. Вэл спотыкается, а когда поднимается, то видит вокруг друзей, попадавших на четвереньки. Китти снова оказывается рядом. Не исключено, что она никуда и не исчезала. Ее глаза закрыты, остался лишь овал лица.
Вэл делает шаг к сестре, а когда существо, управляющее этим местом, отодвигает ее, с угрозой произносит:
– Я тоже могу поучаствовать в игре.
Затем представляет, что темнота – это скользкий коврик, подобный тому, что Глория вечно клала перед дверью, а Вэл приходилось поправлять каждый божий день. А потом дергает на себя, притягивая Китти, и обнимает ее, несмотря на ледяной кокон вокруг сестры. По крайней мере, теперь видно ее лицо – любимое лицо, являвшееся в мечтах, даже когда остальное забылось. Она составляла неотъемлемый кусочек души Вэл, который пришлось вырвать, нанеся незаживающий шрам. А еще являлась источником страха и стыда, который внушал чувство обреченности и ужаса.
Вот только случившееся здесь не было виной Вэл или кого-то из детей. Но это не означало, что она не должна всё исправить сейчас. Никому другому доверять подобную задачу нельзя.
– Китти, солнышко, скажи мне, что нужно делать?
– Я не знаю, – сонно бормочет сестренка, чуть-чуть приоткрывая глаза. – Никто ничего мне не рассказывает, а если и рассказывают, то я забываю из-за гудения и темноты. Они хотят, чтобы их снова контролировали, и не могут существовать без тебя, – она пронзает Вэл суровым взглядом со всем пылом, доступным такой малышке.
Чем бы ни было это место – карманной вселенной, овеществленным кошмаром или бог знает чем еще, – оно не прекратило существование только потому, что они все покинули его. Дженни говорила, гудение всегда находилось здесь. Люди просто додумались, как придать ему форму.
Валентина выгнала Господина Волшебника и никогда не вызывала его вновь. А когда отец освободил ее, забрала с собой плащ. Тот самый, который сотворила из частички этого места, чтобы обеспечить контроль над магией. И с тех пор управлять тьмой стало невозможно.
– Думаю, мы должны воссоздать круг.
– Да! – быстро соглашается Дженни.
– Нет! – одновременно с ней восклицают Хави с Маркусом.
Вэл поворачивается к тому, чей голос становится решающим. Айзек нервно оглядывается через плечо с обреченным видом. Она смотрит туда же.
Вдалеке, словно они пытаются увидеть то, что показывают по телевизору в чьей-то квартире через улицу, мерцает небольшой светлый квадрат, который очерчивает несколько фигур внутри. Одна из них высокая, сухопарая, с длинными руками.
– Они наблюдают, – просто констатирует Айзек. – И хотят, чтобы мы это знали.
– Проклятье! – цедит Вэл, стараясь не паниковать.
– Не ругайся! – просит Хави.
– Извините. Мне нужно время, чтобы во всём разобраться.
На периферии зрения мелькает тень, едва заметное движение черного на черном фоне. Они еще не готовы. Вэл пока не контролирует мрак, а значит, не сумеет защитить друзей. Он может расплести их и собрать заново, как произошло с отцом Дженни. Или заглотить целиком, как случилось с Китти.
Что, если Вэл снова подведет остальных? Что, если особые умения, которыми она обладала в детстве, исчезли после многих лет жизни без волшебства?
– Я верю в тебя, – голос Маркуса полон непоколебимой убежденности. – Ты оберегала нас тогда, когда мы даже не подозревали об этом. |