– Сейчас нет. Впрочем… может, вы считаете их всех убийцами, а данные предметы уликами, изобличающими их вину?

– Ага! Такое вполне возможно.

– Или невозможно. По вашему лицу не поймешь, что у вас на уме. Фосфор – яд, но часами или стеклянной пластинкой человека не убьешь.

К удивлению Сандерса, Мастерс оглушительно расхохотался:

– Они вроде как колдуны или алхимики, верно? Полно, полно, сэр! Не обижайтесь. Я ничего плохого не имел в виду. Если подтвердятся мои подозрения, ничего смешного тут нет; произошедшее много серьезнее того, с чем обычно приходится иметь дело. Очень бы хотелось повидать того малого, Фергюсона. Кстати, не хотите составить мне компанию? Сейчас я иду беседовать с миссис Синклер.

Миссис Синклер поместили в одноместную палату, а их в Гиффордской больнице совсем немного. Она сидела на кровати, выкрашенной в белый цвет, обложенная подушками; неяркая лампа в изголовье бросала свет на ее волосы. Рядом находился доктор Нильсен; судя по его виду, он успокаивал больную.

Трудно было представить, что женщине только что сделали промывание желудка, давали рвотное и сульфат цинка. Она показалась Сандерсу настолько хрупкой, что невольно подумалось: подобные неприятные процедуры ее бы просто убили.

Щеки миссис Синклер больше не пылали ярким румянцем, мышцы расслабились. Когда Сандерс видел ее в квартире Хея, она показалась ему старше, сейчас же он понял, что ей едва ли больше тридцати двух – тридцати трех лет. Фигура у нее была что надо – стройная, гибкая. Длинные волосы, очень темные и блестящие, были заправлены за уши, отчего казалось, будто миссис Синклер накинула капюшон. На ее очень красивом, чувственном лине выделялись огромные иссиня-черные глаза; у нее был маленький округлый рот и крепкий подбородок. Сразу бросалось в глаза крайне серьезное и одухотворенное выражение лица. Обычная больничная сорочка выглядела на ней как вечернее платье. В общем, миссис Синклер была очень хороша; такого же мнения, очевидно, придерживался и доктор Нильсен.

Мастерс откашлялся, словно не решаясь начать разговор. Как позже заметил Сандерс, лишь ее одну среди прочих свидетелей Мастерс как будто немного стеснялся.

– Помните, у вас всего пять минут, – предупредил доктор Нильсен. – Я останусь здесь и прослежу, чтобы мои распоряжения не нарушались.

– Пожалуйста, поговорите со мной, – попросила миссис Синклер низким голосом. – Доктор Нильсен как раз рассказывал мне, что произошло.

Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.

– Терпеть не могу ваши полицейские уловки, – отрубил доктор в ответ на его выразительный взгляд. – Вы делаете свое дело, а я свое. И мое дело заботиться о пациентах.

– Допустим, – примирительно согласился Мастерс; на губах его заиграла обычная вкрадчивая улыбка. – Итак, мэм… Я вынужден задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на блокнот, это простая формальность.

Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Зрачки ее глаз до сих пор оставались немного расширенными.

– Ваше имя, мэм?

– Бонита Синклер.

– Вы замужем?

– Я вдова.

– Где вы живете?

– В Челси. Чейни-Уок, 341.

Мастерс оторвался от блокнота.

– Каков ваш… род занятий, мэм? У вас есть профессия?

– О да, я работаю, – сообщила миссис Синклер с таким выражением, словно работа являлась очком в ее пользу. – Я консультант в области живописи; иногда и сама торгую картинами. И пишу статьи для «Национального художественного обозрения».