— Со льдом? — спросил бармен.

— Чистое, и стакан воды.

Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала, и несколько капель упали на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами — должно быть, о спорте, автомобилях или политике, что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы? — он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.

— Снова двойное? — спросил он.

— Нет, одинарное. Где у вас телефон?

Он махнул рукой в направлении дальней стены.

— Там, у мужского туалета.

Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал 911, дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и протараторил: Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси. Спиллейси, — и я повесил трубку.

Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не. хотелось, ко не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в Аделфи. Поднявшись к себе, я достал из кармана маленький блокнот и прочитал единственное записанное на нем слово. Уинго. Я вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз, затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.

Вернувшись в гостиную, я плюхнулся в мое любимое кресло, в которое еще два часа назад ел сэндвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, человека, который потратил последние остатки жизни на единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене и детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды по телефону в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того, чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детективов и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла помочь найти убийц мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.

Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугороднюю станцию и попросил соединить меня со службой коронера Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, но ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: Служба коронера.

Назвавшись, я спросил: Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?

— Да, разумеется, — последовал ответ.

— И вскрытие проводите вы?

— Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства — обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.

— Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.

— Вы его родственник? — поинтересовался мужской голос.

— Нет. Я репортер. Из Нью-Йорк тайме.

Играть, так по-крупному!

— Как фамилия усопшего?

— Уинго.

— Имя?

Имени я не знал.

— Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.