К великому удивлению воина, девка привела в горенку. Не убогую, но слишком простую, чтобы с ходу опознать в ней прибежище первой жены князя Олега.

Она стояла посреди. Высокая, в меру пышнотелая, одетая по обычаю своей страны – в длинное цветастое платье с узкими длинными рукавами, поверх которого была рубаха плотной ткани с откинутым капюшоном. Плечи окутывало покрывало, расшитое серебряными и золотыми крестами.

Волосы заплетены в косу, собранную на затылке, гордо вскинутую голову вместо княжеского обруча венчает диадема, каких в славянских землях не найти. На белом лице россыпь конопушек, да в тусклых зелёных глазах – тоска, которая никак не вяжется с семью радужными цветами дорогих одеяний.

Прежде Розмич видел Риону всего пару-тройку раз и то мельком. Рыжеволосая женщина жила чуть ли не затворницей, с осуждением смотрела на варягов да словен и их обычаи. Народ сперва удивлялся, после – злился, не понимая, почему дочь заморского властителя таится от людских глаз, подобно ночной нежити. Остыл, прознав о горькой её судьбине…

Сам Розмич считал судьбу Рионы непримечательной: ну влюбилась дочь скоттов в зеленоглазого Олега-Одда, ну приехала вслед за ним в дикие земли словен, и что? Знала ведь – не быть ей единственной. Не бывает так, чтобы у князя только одна жена! И нет ничего особенного в том, что Олег взошёл на ложе с другой. И если кто и виноват, что любит Рюриковну крепче зеленоокой – первой, так это она же сама, Риона. Девочку родила – не сына, а у Силкисив сразу Херрауд народился. Впрочем, горевать тут вообще не о чем – дела житейские.

Дружинник совершил положенный поклон и замер в ожидании.

Княгиня не спешила говорить, мерила Розмича внимательным взглядом, будто решая, достоин ли тот услышать волшебный голос. Наконец Риона произнесла:

– Ройзмич. Ты отправляться в Белозеро?

Воин кивнул и невольно поморщился: княгиня не сильно коверкала слова, но было ясно – по-словенски говорит редко.

– Я просить… услуга, – продолжила Риона. – Ултен, кульдей из моя свита, мечтать посетить озёрный край. – И пояснила, предупреждая вопрос Розмича: – Писать деяния вендов. Ты взять его с собой?

– Кто таков кульдей?

Розмич про то, что славяне ещё и «венды», разумел. Знал и то, что мудрый князь привечает могущих создавать черты и резы. И всё равно хотел ответить, мол: не велено, да и поход предстоит не увеселительный. Но княгиня и в этот раз опередила:

– Божий человек, кульдей странствуй по миру. Он неприхотливо и толково, – путалась Риона. – Не быть в тягость. Орвар-Одд не серчать.

Ну что тут возразишь?! Да и осмелится ли простой дружинник перечить жене князя?

– Как прикажешь, – поклонился Розмич. – Где найти этого Ултена?

…Покидая покои Рионы, дружинник хмурился.

Его беспокоил не священник, навязанный в попутчики, а странная осведомлённость первой жены Олега. Впрочем, выяснять подробности Розмич не собирался: это бабьи войны, в кои мужику соваться нельзя. Иначе, не ровён час, сам обабишься.

– Здрав будь, – кивнул Розмич.

Взгляд у купца нагловатый, цепкий. Голос – басистый, раскатистый.

– И тебе не болеть, – слегка поклонился Жедан. – Говорят, дело у тебя ко мне?

– Верно. Я с малым отрядом в Белозеро иду, а ты, если молве верить, лучший путь знаешь.

– Знаю, – отозвался Жедан с ухмылкой. – Да только провожатым не нанимаюсь.

Розмич криво усмехнулся. Вот же лисье племя! Понял, не в провожатые зовут, а всё равно вертится, языкастость свою показывает.