|
Юи попыталась разобрать надписи на указателях, но тогда она еще не умела читать ни кандзи, ни хирагану, поэтому ей были доступны лишь написанные катаканой слова «линия», «эскалатор», «экспресс», «камера хранения»… В глазах у нее рябило от цветных прямоугольников, обозначавших разные линии, и указывавших во все стороны, вверх и вниз стрелок. На электронных табло сменялись названия направлений, номера платформ и время отбытия и прибытия поездов. Из-за слез, навернувшихся на глаза, надписи и витрины многочисленных магазинов – книжных, где продавались в основном развлекательные книги в дорогу, аптек с большими зелеными крестами, пекарен, от которых шел теплый аромат сдобы, – в другое время Юи обязательно остановилась бы возле первой попавшейся и принялась упрашивать маму купить булочку с заварным кремом или сладкий рулетик с корицей… все это расплывалось, превращаясь в невнятную мешанину бесформенных пятен. Мама, наверное, уже ее хватилась. Юи всхлипнула и вытерла слезы ладонью. Можно было найти полицейского и попросить его о помощи, но ей было стыдно признаться, что мама оставила ее подождать возле туалета, а она не дождалась и пошла рассматривать украшения. Может быть, просто сказать ему, что она случайно отпустила мамину руку и потерялась в толпе?
Юи остановилась возле большой квадратной колонны со светящимися рекламными экранами с каждой стороны и повертела головой. Полицейского поблизости не было. Наверное, он дежурил на платформе. Увидев ближайший выход на платформу номер четыре линии Сайкёсэн, она поднялась наверх. Холодное дуновение ветра освежило ее горевшее от волнения лицо. Недавно уехал поезд, и наверху было совсем немного людей. С неба сыпал мелкий снег, ветер задувал его под навес платформы, и пассажиры, стоявшие у края, морщились и отступали подальше от желтых ограничительных линий. Одна женщина в полусапожках на высоком каблуке, в расстегнутом пальто краснокирпичного цвета, из-под которого виднелся подол ярко-синего платья, стояла неподвижно, слегка наклонив голову, словно пребывая в глубокой задумчивости. На ее гладких волосах, собранных в хвост, и короткой челке поблескивали снежинки. Юи прошлась вдоль платформы: ни полицейского, ни дежурного, как назло, нигде видно не было. Они жили в Кавасаки, а мама работала в самом центре Токио, в юридической консультации на станции Итигая. Оставить Юи было не с кем, а в государственный детский сад хоикуэн, работавший с восьми утра до шести вечера, ее записать не удалось – в тот год мест в нем просто не оказалось. К счастью, начальник мамы пошел ей навстречу и разрешил приводить Юи с собой на работу: тихая девочка, сидевшая в углу за столом и рисовавшая цветными карандашами в блокноте, никому не мешала. Своих детей у начальника не было, и он часто покупал для Юи всякие сласти, карандаши, фломастеры, раскраски и прочее в таком роде, так что ее уголок издали напоминал клумбу со множеством мелких цветов. Путь из Кавасаки до офиса в Итигая обычно занимал больше часа, и на пересадочной станции Синдзюку мама всегда старалась успеть забежать в туалет – у нее со времен учебы в университете были небольшие проблемы с мочевым пузырем: ранней весной съездила с группой студентов в Сиракава-го, простыла и заработала цистит. Тот магазин с бижутерией, мимо которого они частенько проходили, Юи приметила уже давно и не раз порывалась в него заглянуть, но мама всякий раз слишком спешила, так что посмотреть на все эти сияющие драгоценности, казавшиеся Юи украшениями сказочной принцессы, никак не удавалось. Она подошла к краю платформы и запрокинула голову. Крошечные прозрачные снежинки падали ей на лоб и щеки и превращались в холодные капли. Юи зажмурилась. Мама, наверное, уже просто в ярости. Понять, что она сердилась, могли только те, кто хорошо ее знал, – настолько безупречно она владела собой. Когда Юи выросла, она пришла к выводу, что папа, наверное, ушел от них именно по причине прекрасного маминого самообладания. |
