– Да, типа того.

– Барыжишь?

– Никогда этим не занимался, – с горячностью заверил Барклай, – тебе ли не знать? По случаю могу позволить себе рекреационное использование, дружище.

– А где берешь?

– В интернете. – Барклай пригубил пиво. – Как нефиг делать. В первый раз подумал: это ж нереально, наверняка развод какой-то. А потом решил: «Была не была, рискну». Все культурно, присылают под видом обычных сигарет. Там целое меню, только выбирай. Как мы без интернета жили?

Посмеявшись, он продолжал:

– Зачем позвал-то? Вот уж не думал, что ты объявишься.

Страйк помедлил.

– Хотел тебе работенку предложить.

Барклай молча уставился на старого знакомого, потом запрокинул голову и расхохотался.

– Вот темнила! Почему ж ты сразу не сказал, а?

– Сам-то как думаешь: почему?

– Я даже вейпить стараюсь не каждый вечер. – Барклай посерьезнел. – Кроме шуток. Жена не одобряет.

Страйк задумался, не убирая сжатую в кулак руку с картонной папки.

С Барклаем он познакомился в Германии, когда расследовал дело о наркотиках. В британской армии, как и в любом другом сегменте общества, дурь покупалась и продавалась запросто, но Отдел специальных расследований поставили на уши в связи с одним делом, которое на первый взгляд было организовано куда более профессионально, чем многие другие. На Барклая указали как на ключевую фигуру криминальной цепочки, а уж когда среди его личных вещей нашли килограммовый брикет чистейшего марокканского гашиша, парня с полным основанием вызвали к следователю.

Барклай утверждал, что это подстава, и Страйк, присутствовавший при допросе, был склонен согласиться, хотя бы потому, что стрелок отнюдь не выглядел таким идиотом, который будет прятать кило гашиша на дне своего вещмешка.

Однако Барклай, по всем данным, подкуривал регулярно, и свидетели в один голос рассказывали о его неадекватном поведении. Страйк не мог избавиться от мысли, что из Барклая сделали козла отпущения, и по собственной инициативе решил копнуть поглубже.

В результате этого дополнительного расследования вскрылись интересные факты касательно инженерно-технического оборудования и стройматериалов, которые заказывались в невероятных объемах. Страйк не впервые выявил такого рода коррупционную схему, но почему-то двое офицеров, ответственных за таинственное исчезновение этих весьма ходких товаров, наиболее рьяно требовали отправить Барклая под трибунал.

Вызванный для беседы с глазу на глаз, Барклай опешил, когда сержант ОСР начал расспрашивать его не про наркоту, а про нестыковки в строительных подрядах. Поначалу он насторожился, но в конце концов рассказал Страйку, что не только замечал махинации, которых не видели или предпочитали не касаться другие, но и вел таблицу, куда с документальной точностью заносил объемы хищений. Солдату не повезло: те двое офицеров прознали, что он сует нос в их дела, и очень скоро у него в вещевом мешке обнаружился килограмм гашиша.

Когда же Барклай предъявил Страйку свою тетрадь (спрятанную куда надежнее, чем пресловутый гашиш), дознаватель поразился скрупулезности и находчивости ее владельца, не обученного следственным методам. Страйк хотел понять, с какой целью боец начал добровольное расследование, за которое теперь поплатился, но Барклай только повел широкими плечами и ответил: «Не моего ума дело, да? Так ведь они армию грабили. Казенные деньги прикарманивали, гады».

Страйк уделил этому делу намного больше времени, чем оно, по мнению следственной группы, заслуживало, но все же его дополнительное расследование, подкрепленное данными Барклая, привело нечистых на руку офицеров за решетку.