|
И прежде чем Гамильтон успел что-то ответить, Хонор передала трубку Кобурну. Взяв ее, Ли злорадно произнес: — Сегодня тебе не везет, Гамильтон. Сделка не состоялась. — Это ты промыл ей мозги? — Сорок восемь часов. — Вы где-то на воде? — Сорок восемь часов. — Господи Иисусе! Но дай мне по крайней мере номер телефона. — Сорок восемь часов. — Хорошо, черт бы тебя побрал! Я даю тебе тридцать шесть часов! Тридцать шесть — и это… Кобурн отсоединился и кинул телефон на койку. Затем он спросил Хонор: — Как ты думаешь, эта посудина сможет плыть?
23
Когда Том вернулся домой, Дженис была поглощена игрой в слова на своем сотовом. Она даже не заметила, что муж дома, пока он, подкравшись к ней со спины, не назвал ее по имени. Дженис вздрогнула: — Том! Никогда больше так не делай! — Извини, что испугал. Я думал, ты слышала, как я вошел. Том старался, но не сумел до конца скрыть раздражение. Дженис играет в слова с людьми, которых никогда не видела, которые живут на другом конце света. А его мир рушится. Том видел в этом дисбалансе несправедливость. В конце концов, он делал все то, что делал, в надежде заслужить ее одобрение. Чтобы она заметила его. Чтобы ее беспросветная жизнь стала хоть чуточку лучше. Конечно, не ее вина, что у Тома был сегодня ужасный день. И Дженис не должна быть козлом отпущения. Но Том остро чувствовал свое поражение, был раздражен, поэтому, вместо того чтобы сказать что-нибудь, что помогло бы сгладить ситуацию, он оставил портфель в семейной гостиной, где застал Дженис, и пошел в комнату к Ленни. Глаза мальчика были закрыты. Том поинтересовался про себя почему. Не успел открыть их, моргнув, или действительно спит? Интересно, видит ли его сын сны. А если видит, то что ему снится? Было мазохизмом со стороны Тома задавать себе все эти вопросы. Ведь он никогда не узнает на них ответов. Продолжая смотреть на неподвижного мальчика, Том вспомнил кое о чем, что произошло вскоре после рождения Ленни, когда они с Дженис еще только пытались осознать степень ограниченности его возможностей и понять, какое влияние это окажет на их будущее. К ним зашел тогда католический священник. Зашел, чтобы успокоить и утешить, но его пассажи про волю божью только расстроили и рассердили обоих супругов. Том указал святому отцу на дверь уже через пять минут после его прихода. Но тот успел сказать одну вещь, которая Тому запомнилась. Он заявил, что некоторые люди верят, что калеки вроде Ленни знают прямой путь к душе и сердцу Господа Бога, и хотя они не могут общаться с живущими на земле, они постоянно разговаривают со Всемогущим и его ангелами. Разумеется, это была всего-навсего еще одна банальность, вычитанная проповедником в инструкции «как вразумить паству». Но иногда Тому отчаянно хотелось в это верить. Сейчас он наклонился и поцеловал Ленни в лоб. — Замолви там и за меня словечко. Когда Том вошел на кухню, Дженис, которая успела приготовить мужу ужин, ставила на стол одну тарелку. — Я не знала, когда ты придешь, — извиняющимся тоном произнесла она. — И никакого особого блюда не приготовила. — Ничего страшного. — Том сел за стол и разложил на коленях салфетку. Хотя салат с креветками, намазанные маслом куски багета и нарезанная дыня красиво смотрелись на блюде, аппетит вдруг почему-то пропал. — Хочешь выпить бокал вина? Том покачал головой: — Мне придется на какое-то время вернуться на работу. Надо быть в офисе на случай, если что-то произойдет. Дженис присела напротив Тома на стул. — Ты выглядишь очень усталым. |
