— Да, ничего как бы и не было. — Алекс улыбнулась. Это была улыбка победительницы, женщины, сделавшей сознательный выбор и нисколько о нем не сожалеющей. А он-то, дурак, считал победителем себя…

— А теперь я уволен?

— Уволен?! С чего бы? — Она перекатилась на бок, приподнялась на локте, сказала теперь уже совсем другим, деловым тоном: — Ты не уволен, Оборотень. Ты оштрафован на сотню баксов за непозволительное поведение.

— А когда я вел себя непозволительно, тогда или сейчас? — Наверное, Данила мог мы обойтись и без сарказма, если бы не был так уязвлен ее многоопытностью и таким очевидным равнодушием.

— Ты нарушил субординацию. — Алекс встала, совершенно не смущаясь своей наготы, прошлась по кабинету, уселась на рабочий стол, задумчиво поболтала в воздухе ногами. — Я босс достаточно либеральный, но у всего должны быть свои пределы.

Легкомысленный и в некотором смысле неприличный вид никак не вязался со стальными нотками в голосе Алекс. Голосу Данила доверял больше.

— А кто устанавливает эти пределы? — спросил он осторожно.

— Конечно, я. — Алекс достала из портсигара тонкую сигаретку, закурила. — В этом клубе я царь и бог. А ты что подумал, Оборотень?

— Примерно так я и подумал.

— Вот и молодец. Теперь, когда ты знаешь все о субординации, можешь быть свободен. Хотя нет, постой! — Она взмахнула рукой, отгоняя от лица сизое дымное облачко, а потом сказала совсем уж неожиданное: — Оборотень, ты был великолепен. И не спеши ухмыляться, я не о том, что случилось здесь. — Алекс небрежно кивнула в сторону дивана. — Потенциал у тебя неплохой, но над техникой еще работать и работать. Я о том, как ты завел публику. Клиентки в восторге, на тебя уже выстроилась очередь, мой маленький волк. Я пока держу оборону, блюду твою профессиональную невинность, но со следующего месяца в крейзи-меню ты значишься первым блюдом. А пока милым дамам придется ограничиться танго с Оборотнем. Так теперь будет называться твой сольный номер. И кстати, брюки тебе придется снимать. У нас здесь стриптиз-клуб, а не институт благородных Девиц…

Селена была невезучей с самого рождения. Начать с того, что росла она без родителей. Вернее, родители у нее наверняка имелись, но Селена о них ничего не знала. Да и не хотела знать, если честно, потому что нормальные родители никогда в жизни не оставят своего грудного ребенка умирать от холода и голода на парковой скамейке, а ее вот оставили…

Как ей жилось в доме малютки, Селена не помнила, и стылая парковая скамейка, и чужие неласковые руки начисто выветрились у нее из головы, оставив лишь тень от воспоминаний. Она начала осознавать себя лишь годам к четырем. Примерно тогда же научилась реально оценивать свои шансы.

Шансов не было…

Селена была некрасива той особенной некрасивостью, которая заставляет окружающих сначала растерянно морщиться, а потом недоуменно пожимать плечами и отводить взгляд. Девочки, даже очень маленькие, хорошо разбираются в таких вещах. Наверное, это часть генетической программы. Селена оказалась не просто некрасива, она казалась настоящей уродиной. Бледная кожа, блеклые, точно выцветшие волосы, нескладная фигура, тонкие, непомерно длинные руки и ноги. Из-за них она была похожа на водомерку — маленькую несчастную водомерку.

А еще глаза… Глаза у Селены были разноцветные: один изумрудно-зеленый, второй небесно-голубой. Каждый из них по отдельности смотрелся очень красиво, но вместе… Сколько Селена натерпелась из-за этих своих глаз! Сколько выслушала насмешек и унизительных комментариев! Но даже не уродливая внешность и разноцветные глаза являлись ее главной проблемой.