Снова крик.

Еще два хлопка.

Тишина.

Дождь не прекращался. Наша колонна с трудом двигалась по узкой каменистой тропе, соединявшей край долины с асфальтированной дорогой. Увязла одна машина, за ней другая. Чтобы освободить колеса, потребовались усилия всей команды. Потратив немало сил посреди океана грязи, мы вернулись в авто и поехали дальше, похожие на туземцев Новой Гвинеи в траурной раскраске.

Обычно до асфальта можно было добраться за двадцать минут, но в этот вечер дорога заняла больше часа. Я цеплялась за подлокотник и раскачивалась из стороны в сторону, чувствуя, как внутри все сжимается от тревоги. Меня и Матео мучили одни и те же вопросы, хотя мы о них и не говорили. Что случилось с Молли и Карлосом? Что мы найдем? Почему они так задержались? Действительно ли за ними гнались? Кто? Где теперь их преследователи?

Едва мы выехали на шоссе, сеньор Амадо вышел из джипа, поспешил к своей машине и уехал в ночь. Представитель окружного прокурора явно не испытывал никакого желания задерживаться в нашей компании хоть на мгновение дольше необходимого.

Дождь преследовал нас с самой долины, даже на асфальте было небезопасно. Через пятнадцать минут мы заметили пикап ФСАГ в кювете на противоположной стороне дороги. Фары его горели под косым углом, дверца со стороны водителя была распахнута. Резко развернувшись, Матео затормозил на обочине. Я выскочила из кабины еще до того, как машина полностью остановилась, чувствуя, как тяжелый холодный страх сдавливает внутренности.

Дождь и темнота не помешали мне заметить темные брызги, покрывавшие внешнюю панель со стороны водителя. А увиденное внутри заставило похолодеть.

Карлос лежал за рулем, согнувшись пополам, ногами и головой к открытой дверце, словно его втолкнули снаружи. Волосы на затылке и спина рубашки – цвета дешевого вина. Из сиденья сочилась кровь, стекая в лужу вокруг педалей газа и тормоза. На джинсах и ботинках правозащитника росли чудовищные пятна.

Молли сидела с пассажирской стороны, держась одной рукой за ручку дверцы. Другая ее рука лежала на коленях ладонью вверх. Она обмякла, словно тряпичная кукла, раздвинула ноги и откинула под странным углом голову на спинку сиденья. На ее нейлоновой блузке расползались два грибообразных потека.

Перебежав обочину, я дрожащими пальцами коснулась горла Карлоса. Ничего. Передвинула руку, пытаясь нащупать признаки жизни. Ничего. Проверила запястье. Ничего.

Господи! Сердце отчаянно колотилось в груди.

Подбежал Матео, жестами показывая, чтобы я проверила Молли. Подобравшись к ней, я просунула руку в открытое окно и пощупала пульс. Ничего. Я снова и снова прижимала пальцы к бледной коже на ее горле. Напротив что-то кричал в телефон Матео, повторяя мои лихорадочные попытки.

На четвертый раз я ощутила пульс, слабые и неуверенные толчки. Он едва чувствовался, но был!

– Она жива! – крикнула я.

Рядом оказалась Элена. Блеснули ее широко раскрытые глаза. Женщина открыла дверцу, и я, нагнувшись, подхватила Молли на руки. Усадила ее вертикально и, чувствуя, как дождь жалит шею, расстегнула куртку пострадавшей, задрала свитер – и нашла два источника кровотечения. Расставив для равновесия ноги пошире, я зажала ладонями раны, молясь, чтобы помощь прибыла вовремя.

В ушах стучала собственная кровь. Сто ударов в минуту. Тысяча.

Я тихо шептала на ухо Молли, пыталась ее ободрить, упрашивала остаться со мной. Руки онемели, ноги свело судорогой, спина ныла от напряжения.

Остальные жались друг к другу, обменивались короткими фразами или обнимались. Из проносящихся мимо машин к нам поворачивались любопытные лица, но никто не хотел ввязываться в драму, что разворачивалась на дороге в Сололу.

Лицом Молли напоминала привидение, губы посинели по краям. Я заметила на ней золотую цепочку, крошечный крестик, наручные часы. Стрелки показывали восемь двадцать одну.