Не очень-то хотелось, чтобы они косились на меня как на сумасшедшего.
За все время, пока я рассказывал, мы проехали немногим больше тридцати ярдов. Малик покачал головой и посмотрел на меня так, словно считал, что ему не стоит выполнять приказы человека, у которого такие проблемы с адекватным восприятием реальности.
— Послушайте, сержант, я бы не стал придавать этому такое значение. Сон это всего лишь сон. Скорее всего, с девочкой все в порядке.
— Надеюсь. Но меня настораживает, что ее не видели последние две недели.
— Мы опросили пока только уличных проституток. Может быть, она завязала с такой работой. Может быть, поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы зависеть от наркотиков и продавать себя.
Я засмеялся:
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
— Если честно, не очень…
— Поэтому я и говорю: девчонка мертва.
— Возможно. Но она также могла взять и просто сменить место. Это, кстати, более вероятно, чем то, что ее тело сейчас разлагается в какой-нибудь канаве.
Последние слова Малик произнес излишне громко, и несколько пассажиров посмотрели на нас с удивлением.
— Ты прав, — сказал я, но остался при своем мнении.
На Джанкшн-роуд автобус окончательно застрял, пришлось дальше ехать на метро, которое, слава богу, работало нормально. Мы вышли на станции «Камден» в десять двадцать. К этому времени выглянуло солнышко, и мы решили прогуляться пешком.
Коулман-Хауз располагался в большом викторианском здании из красного кирпича, стоявшем на маленькой улочке в том месте, где она соединялась с большой дорогой. Одно окно на третьем этаже было заколочено, но в остальном дом выглядел очень прилично. Перед входом на кирпичном заборе сидели мальчик и девочка. Они курили и даже не пытались скрыть свое занятие от посторонних глаз. На девочке была экстремально короткая юбка и пара больших черных кроссовок на толстой подошве, которые в сочетании с ее худыми ногами делали ее похожей на мутанта. Дети одновременно повернулись к нам, когда мы подошли, и мальчишка презрительно спросил:
— Вы что, копы?
— Точно, — ответил я. — Мы расследуем убийство.
— Да ну! И кто умер? — спросил он с явным интересом. Маленький извращенец.
— Давай сначала познакомимся. Как тебя зовут?
— А причем тут я, я ничего не делал!
— Он имеет право не говорить вам, как его зовут, — со знанием дела заявила девочка, глядя мне прямо в глаза. Я бы дал ей на вид лет тринадцать и даже назвал бы красавицей, если бы ее лицо не портили россыпь прыщей на подбородке и дешевый макияж. Для тринадцатилетней девочки она неплохо разбиралась в существующих законах. У меня было предчувствие, что другие дети приюта мало чем отличаются от нее.
— Правильно, но мне хотелось бы побеседовать с ним, а не зная имени, говорить с человеком как-то неудобно.
— Вы можете говорить с ним, только если рядом будет кто-то из работников приюта.
— Милая дама, когда же вы успели получить диплом юриста?
У нее на языке уже был остроумный ответ, но нашу беседу неожиданно прервали:
— Могу я вам чем-нибудь помочь, господа? — спросила нас привлекательная женщина, на вид чуть моложе тридцати пяти лет. Высокая — примерно метр семьдесят пять — судя по тону, она занимала здесь какую-то руководящую должность.
Я повернулся к ней и улыбнулся, пуская в ход все свое обаяние.
— Надеюсь, что да. Меня зовут детектив Милн, а это мой коллега, констебль Малик. Мы собираем информацию для расследования одного дела.
Она устало улыбнулась:
— Что на этот раз?
— Произошло убийство. |