— Извините, майор Карт,— вздохнула девушка.
— Ничего. Хоп-ля-ля! Вставайте!— Он поднял ее на ноги и отвел в сторонку. Она сидела на траве возле нас и трясла головой, чтобы окончательно прийти в себя. Берти поправил стременные ремни и вскочил на жеребца. Лицо у него было такое каменно-злое, что я побаивался, как бы он не выместил свой гнев на животном.
Напрасное опасение. Как перышко взлетев в седло, Берти в один миг успокоил дрожащего жеребца: казалось, он сам обратился в коня или же конь слился в одно с ним целое. Берти пустил его шагом, подвел к барьеру, который тот не смог взять,— то были двойные ворота,— и притронулся к бокам жеребца пятками. Жеребец ринулся с быстротой стрелы, пущенной из лука, и перемахнул через ворота на добрый фут выше, чем требовалось; всадник сидел в седле как влитой. Проезжая мимо нас, он сказал коню:
— Не будь так нетерпелив, дружок. Успокойся, не торопись. Сам рассчитывай прыжки.
Берти продемонстрировал нам великолепный — даже я мог это понять — образец скачки с препятствиями. Он дважды прогнал жеребца по всей дистанции, безупречно рассчитывая каждый прыжок, жеребец как на крыльях перелетел через два самых трудных барьера, лишь иногда Берти сдерживал его нетерпение. Я словно чувствовал бархатистое прикосновение седока к пасти животного. Красота этого зрелища, ритм и строгая сдержанность движений зачаровывали, как стихи Вакхилида.
Спешившись, он передал жеребца мисс Антробус.
— Это вам не какой-нибудь одер, Хелен. На сегодня достаточно. Пойдите и почистите его.— Девушка увела жеребца в конюшню.— Я всегда заставляю своих учениц ухаживать за лошадьми. Они сами должны смотреть за животными, а не просто кататься на них, а потом передавать конюху. Вроде тех водителей, что не могут отличить карбюратор от аккумулятора. Настоящий призовой скакун.
— Но почему вы сами не участвуете в скачках на Бриджпортской выставке? — спросила Дженни.
— На Пэтси? Это счастье не про мою честь. Не могу себе позволить ездить на таком дорогом жеребце — он принадлежит Хелен. Да и не хочу участвовать в этой погоне за призами. Никакого удовольствия, если ты вынужден тягаться со сворой жокеев, которые просто подыхают от желания, чтобы им пришпилили еще розетку. Ну что ж, покрасовался я перед вами — и баста. Коринна, пора начинать наш дорогостоящий урок.
Коринна передала Бастера Дженни и вновь села на пони. Они выехали на середину манежа. Берти отпустил корду, и Коринна стала править сама.
— Великолепный спектакль устроил он для нас.
— Да,— откликнулась Дженни.— Вот только зря так наорал на нас из-за бедного малыша Бастера.
— Ну, своим ученицам он выдал и почище.
— О, один взгляд его глаз, которые так и зазывают в постель,— и раны, нанесенные его языком, сразу затянутся.
— Ты невзлюбила его?
— Я не доверяю ему, Джон. Мужественная солдатская внешность. А под ней — полная распущенность.
— У нас нет достаточных доказательств, чтобы утверждать это, Дженни.
— А мне и не нужно доказательств. За что его турнули из армии?
— Если верить Тому Барнарду, ему предложили выйти в отставку. Думаю, за неподчинение приказу или неуплату долгов.
— А по-моему, он просто отодрал полковничиху.
Дженни всегда избегала грубых выражений. Ее замечание встревожило меня, так же, как в свое время слишком бурная реакция на Берти при первой с ним встрече,— такая реакция может легко обратиться в свою противоположность. Odi et amo. Старина Катулл выразил это в словах, которым суждена вечная жизнь.
Урок верховой езды кончился, и мы все направились в конюшню. Берти показал Коринне, как расседлывать Китти и как ее чистить. У него был свой конюх, несколько кляч и пони; многие его ученицы приводили своих собственных лошадей. |