Стены украшены плакатами и увеличенными фотографиями, сделанными во время клубных вечеров и пробегов. На снимках члены клуба выставляли на всеобщее обозрение потные мускулы, сидели на мотоциклах или поднимали бутылки и банки с пивом. Многие выглядели так, словно их извилина, отвечающая за коэффициент умственного развития, недалеко ушла от прямой.

Мы миновали еще пять спален, черную мраморную ванну со встроенным джакузи и открытую стеклянную душевую кабину размером с теннисный корт. Наконец пришли на кухню. Справа от меня на стене висел телефонный аппарат с грифельной доской, на которой были записаны всевозможные номера, зашифрованные алфавитным кодом, и имя местного адвоката.

Слева я заметила лестницу.

– А там что? – поинтересовалась я у Куикуотера.

Констебль не удостоил меня ответом.

Еще один полицейский из Сен-Базиля стоял в дальнем конце комнаты.

– Это дополнительная комната отдыха, – сказал он по-английски. – С террасой и гидромассажной ванной на десять персон.

За деревянным столом, стоявшим у небольшого окна с широким выступом, сидели два человека. Один взъерошенный, другой, холеный, выглядел безукоризненно.

Я вопросительно взглянула на Куикуотера. Он кивнул. У меня испортилось настроение.

Люк Клодель оказался тем самым безымянным несчастным, которого назначили новым напарником Куикуотера. Великолепно. Не хватало мне других неприятностей, так теперь вдобавок ко всему придется работать в компании с Бивисом и Батхедом.

Клодель что-то говорил собеседнику, время от времени похлопывая по документу, который предположительно являлся не чем иным, как ордером на обыск.

У человека, к которому он обращался, было такое выражение лица, словно утро ему, мягко говоря, не очень нравилось. Живые черные глаза, крючковатый нос с горбинкой и столько волос над верхней губой, сколько не бывает даже у моржа. Он мрачно уставился на свои голые ноги и нервно перебирал руками, свисающими между колен.

Куикуотер кивком указал на «моржа».

– Неандертальца зовут Сильвен Билодо. Люк сейчас как раз объясняет ему, что мы прибыли сюда попрактиковаться в садоводстве.

Билодо скользнул взглядом сначала по Куикуотеру, потом по мне – сурово, ни тени улыбки, – затем снова стал сосредоточенно сжимать и разжимать кулаки. Трехцветная змея извивалась по всей длине его руки и жутко смахивала на живую, когда мускулы напрягались и расслаблялись. Мне почему-то подумалось, что сравнение Куикуотера несправедливо по отношению к нашим предкам из палеолита.

Наконец Клодель замолчал, и Билодо поднялся. Хотя в нем было не больше метра шестидесяти, выглядел он как парень с какого-нибудь плаката, донельзя накачанный стероидами. Несколько секунд Билодо смотрел на нас, затем наконец произнес:

– Мужик, что за херню ты несешь! Вы не можете просто вломиться сюда и начать копаться повсюду.

В его французском слышался столь чудовищный просторечный деревенский акцент, что я с трудом его поняла. Но общий смысл уловила прекрасно.

Клодель встал и посмотрел Билодо прямо в глаза:

– Вот эта маленькая бумажка как раз и гласит, что мы вправе так сделать. И, как я уже объяснил, у тебя два варианта. Ты можешь показать класс и просто сидеть в уголке как паинька, или же мы вытащим тебя отсюда в наручниках и засунем на неопределенный срок наслаждаться казенными харчами. Выбирать тебе, Носяра.

Клодель произнес кличку издевательским тоном. «Хорошая кликуха», – подумала я.

– И что мне, по-вашему, делать?

– Ты сейчас пойдешь и успокоишь своих братков. Предупредишь, что если они хотят и впредь сохранить здоровье, то сегодня не стоит здесь околачиваться.