— У тебя был сегодня гость?

— Сережа, у меня много гостей бывает, вот и ты пришел нежданно-негаданно. Если про тебя будут спрашивать, то мне как отвечать?

— От тебя сейчас вышел раввин Коган. Так что рассказывай.

— Что рассказывать?

— Как что? О чем говорили, чего он от тебя хотел?

— Сережа, это официальная беседа, или так, треп ни о чем? Если официально — повестку, а приду с адвокатом, вот тогда и поговорим, а если треп, то давай лучше о бабах. Черт! Как болит башка, и ты еще со своими раввинами на мою шею свалился!

— Ну, он был у тебя, Алексей? — Толстый сбавил обороты.

— Дальше.

— Когда вытащишь Рабиновича — отдашь его нам.

— Сережа, мил ты мой человек, у тебя жидомассонские заговоры в глазах стоят. Ты бы к доктору сходил, или путевочку в санаторий взял, нарзанчику попил, по горам кавказским побродил, а то у тебя то Коганы, то Рабиновичи замутили твой светлый разум. Не знаю никакого Рабиновича.

— А это как? — Серега вытащил диктофон и включил его. Послушали еще раз мой разговор с раввином.

— Что скажешь?

— Скажу одно, Сережа, что закон «Об оперативно-розыскной деятельности» я внимательно читал. Подам на твою организацию в суд. Для начала ознакомлюсь с теми фекалиями, которые вы на меня наскребли, а потом потребую возмещения морального ущерба. Мне сейчас деньги, ой, как нужны!

— Будешь торговаться?

— А что ты можешь мне предложить?

— Возьмешь Рабиновича — отдашь нам.

— Здрасьте! С какой стати?

— Потому что он шпион.

— Знаешь, Серый, я за пять лет в контрразведке кроме признаков шпионажа ни одного шпиона не видел. А ты?

— Я тоже. Но этот — точно.

— Бери сам деньги и шпарь по ту сторону границы Чечни и вытаскивай шпиона. Хватит, натаскался каштанов из огня для начальников. Я теперь свободный художник.

— Нет, Алексей, — Толстых нагнулся и зашипел мне в лицо: — ты передашь нам его, а то…

— Что ты мне сделаешь, «зеленка»? — я усмехнулся. — Когда Омелин меня «жрал», я пришел к вам — «территориалам», и попросил должность. Что мне сказали ваши кадры? Мест нет. Приходите вчера. Поэтому, Серега, катись отсюда, и передай своим «вождям», что я их гробу видел. Во сне они мне приснились. Хотите грамотный разговор — восстановите меня на службе, у вас есть три дня, — я прекрасно знал, что не было еще прецедентов, чтобы вот так, запросто, восстанавливали на службе.

— Отдашь Рабиновича — посмотрим.

— Восстановите на службе, а потом я посмотрю. А пока — адью, мой мальчик, адью.

— Смотри, — шипел Толстых.

— Куда смотреть-то? Пока я в двух командировках был в Чечне, ты здесь штаны протирал и строчил реляции о своих победах по принципу трех «П» — палец, пол, потолок! Так что условия мои знаешь, или гони монету. Ровно в два раза больше того, что они мне предложили.

Капитан поднялся и молча, не прощаясь, вышел. Руки не подал. Понятно. Я теперь в его глазах Иуда-предатель.

А кто я на самом деле? Не знаю, не знаю.

Я прошел на кухню, вылил остатки вина в стакан. Выпил, закурил. Захотелось послать всех на три русские буквы далеко-далеко. И евреев с их манией богоизбранности, и коллег с моей бывшей работы.

Меня втягивали в какую-то опасную игру. Ни правил, ни конечной цели я не знал.